— Скоро, но еще не сейчас. Я же тебя столько времени не видела. — Она кивнула на бультерьера: — Посмотри, как Томми застыл на месте и смотрит на меня во все глаза. Не может поверить, что я и вправду вернулась. Ты знаешь, на «Мавритании» был молодой человек с точно такими же глазами, как у Томми, — карими и ясными. И у него была манера застывать и смотреть во все глаза, совсем как Томми сейчас.
— Будь я там, — гневно отозвался отец, — я бы оторвал ему голову.
— И вовсе нет, потому что он, я убеждена, на самом деле очень милый молодой человек. И подбородок у него похож на твой, папочка. А к тому же ты не смог бы добраться до него, чтобы оторвать ему голову, потому что он ехал во втором классе.
— Во втором классе? Так ты с ним не разговаривала?
— Это было невозможно. Не мог же он кричать мне что-то через поручни! Просто, пока я гуляла по палубе, он всегда стоял на том же месте.
— И пялился на тебя?
— Не обязательно на меня. Вероятно, он просто смотрел вперед по курсу парохода и грезил о какой-нибудь девушке в Нью-Йорке. Не думаю, что ты можешь извлечь из этого что-то романтичное.
— И никакого желания не имею, моя дорогая. Принцы вторым классом не путешествуют.
— Но он мог быть принцем, путешествующим инкогнито.
— Куда вероятнее, что коммивояжером, — проворчал мистер Макичерн.
— Коммивояжеры часто бывают очень симпатичными.
— Принцы гораздо симпатичнее.
— Ну, я иду спать и увижу во сне самого-самого симпатичного. Вперед, собаки. Перестань кусать мою тапочку, Томми! Почему ты не берешь пример с Растуса? Правда, ты же не храпишь, верно? А ты не ляжешь, папочка? По-моему, ты повадился засиживаться допоздна и обзавелся всякими другими дурными привычками, пока меня не было. И конечно, чересчур много куришь. Когда докуришь эту сигару, до завтра не смей и думать о следующей. Обещаешь?
— Ни единой.
— Ни единой. Я не допущу, чтобы мой отец уподобился персонажам из журнальной рекламы. Ты ведь не хочешь испытывать внезапные стреляющие боли?
— Нет, милочка.
— И принимать всякие жуткие лекарства?
— Нет.
— Ну, так обещай.
— Ладно, милочка, обещаю.
Когда дверь закрылась, он бросил в пепельницу дотлевающий окурок и еще несколько минут просидел в задумчивости.
Затем извлек из ящичка новую сигару, раскурил ее и возобновил штудирование записной книжицы.
Глава 5. Тать в нощи
Как долго свет метался по комнате, будто увеличенный светлячок, Джимми не мог бы сказать. Ему мнилось, что миновали часы, поскольку свет этот вплелся в его хаотичный сон наяву, и в ту секунду, когда туманы сна в мозгу рассеялись, ему почудилось, что он все еще грезит. Затем он окончательно пробудился и понял, что свет, который теперь медленно полз по книжному шкафу, был реальным.
Ясно было и то, что человек, скрывавшийся за ним, находился в комнате недолго, не то он неминуемо заметил бы кресло и того, кто в нем сидел. Когда Джимми бесшумно выпрямился и ухватился за подлокотники, готовый к прыжку, пятно света соскользнуло со шкафа на стол. Еще бы на фут левее, и оно упало бы на Джимми.
Свет заскользил дальше. По направлению луча Джимми определил, что взломщик движется вдоль стола с его стороны. Хотя, не считая этого дня, он не заглядывал сюда больше двух месяцев, топография комнаты рисовалась его умственному взору с большой четкостью. Он знал с точностью почти до фута, где именно стоит его гость. А потому, когда, стремительно взвившись из кресла, он по-футбольному нырнул в темноту, это отнюдь не был нырок в никуда. Он был нацелен и не сдерживался сомнениями о возможных помехах на пути к коленям громилы.
Его плечо ударилось о человеческую ногу, руки тут же сомкнулись на ней и дернули. Раздался вопль ужаса и глухой стук. Фонарь пролетел по комнате и потерпел крушение на ребре радиатора. Его собственник рухнул на Джимми бесформенной грудой.
Джимми, принявший на себя это тело, тотчас ловко извернулся и оказался сверху. Все преимущества были на его стороне. Громила оказался щуплым человечком, застигнутым врасплох, а если в нем и жил боевой дух, то удар о Джимми полностью таковой вышиб. Он лежал неподвижно, не пытаясь вырываться.