Ситуация в замке достигла именно этой стадии. Всем пьеса смертельно надоела, и, если бы не мысль о разочаровании, которое (предположительно) постигнет окрестную знать и именитостей помельче, если их лишат возможности увидеть спектакль, они бы без малейшего сожаления отказались от своих ролей. Те, кто интриговал для получения самой лучшей и самой длинной роли, теперь жалели, что не удовлетворились Первым Лакеем или Джилсом, селянином.
— Никогда больше не стану организовывать любительские спектакли. — Чартерис чуть не в слезах признался Джимми. — Никуда не годится. Почти никто даже роли толком не выучил.
— Все будет в порядке…
— Только не говори, что на премьере все будет в порядке.
— Я и не думал, — утешил его Джимми. — Я хотел сказать, что все будет в порядке по завершении спектакля. Скоро никто и не вспомнит, каким скверным он был.
— Какой ты милый, как умеешь ободрить, — сказал Чартерис.
— Зачем тревожиться? — сказал Джимми. — Если ты будешь продолжать в таком вот духе, то успокоишься в Вестминстерском аббатстве в самом расцвете сил. Заработаешь воспаление мозга.
Сам Джимми принадлежал к незначительному меньшинству, сохранявшему умеренную бодрость. В настоящий момент он извлекал максимум развлечения, наблюдая маневры мистера Сэмюэля Гейлера из Нью-Йорка. Сей рысьеглазый субъект, получив от Макичерна инструкции следить за Джимми, выполнял их с тщанием, которое пробудило бы подозрения и у грудного младенца. Стоило Джимми завернуть после обеда в бильярдную, мистер Гейлер незамедлительно составлял ему компанию. Если днем он забегал к себе в комнату за носовым платком или портсигаром, то, выходя, тут же в коридоре сталкивался с мистером Гейлером. Сотрудники частного розыскного агентства Додсона отрабатывали свой хлеб в поте лица.
Иногда после таких встреч Джимми натыкался на камердинера сэра Томаса Башли, второго, в ком опытный взгляд Штыря обнаружил особые приметы легаша. В такие моменты тот обычно оказывался где-нибудь за углом и сталкивался с ним, рассыпаясь в самых изысканных извинениях. Джимми пришел к выводу, что в этом случае навлек на себя подозрения просто из-за общения со Штырем. На половине слуг Штырь, без сомнения, выделялся достаточно, чтобы взыскательный взор детектива, в поисках грешника среди слуг, остановился именно на сыне Бауэри. А он как наниматель Штыря тут же попадал в категорию возможного сообщника.
Его забавляла мысль, что оба этих гигантских мозга столь усердно напрягаются из-за него.
А сам он все эти дни внимательно следил за Молли. Пока еще о помолвке объявлено не было. Ему пришло в голову, что объявить о ней предполагается в праздничный вечер после спектакля. Тогда в замке соберется весь цвет графства. Какой момент может быть более подходящим? Джимми позондировал лорда Дривера, и тот угрюмо подтвердил, что скорее всего он прав.
— После представления будут танцы, — сказал он, — и, похоже, они тогда это и устроят. Потом уже не вывернуться, раз все графство будет знать. Уж положитесь на моего дядю! Не удивлюсь, если он влезет на стол, прокричит об этом, а наутро объявление уже появится в «Морнинг пост», и Кэти его прочтет. Всего через два дня, о Господи!
Джимми дедуктивным методом заключил, что Кэти была девушкой в «Савое», о которой его сиятельство не сообщил ничего, кроме того, что она самая-самая и не имеет за душой ни пенса.
Всего два дня! Подобно битве при Ватерлоо предварительный прогноз оставался неясен. А он теперь, как никогда раньше, чувствовал, как много она для него значит, и порой ему казалось, что и она тоже начинает это понимать. Тот вечер на террасе каким-то образом изменил их отношения. Он тогда думал, что они сблизились, обрели точки соприкосновения. Она была откровенной, веселой, непринужденной, а теперь он замечал в ней напряженность, непонятную замкнутость. Между ними была стена, но не прежняя. Он уже не был одним из толпы.
Но это была гонка со временем. Первый день миновал в пустоте, как и утро следующего, так что речь шла уже о часах. Наступил заключительный день.
Даже мистер Сэмюэль Гейлер из частного розыскного агентства Додсона не сумел бы нести более бдительный дозор, чем Джимми в эти последние часы. Днем репетиции не было, и члены труппы на разных подступах к нервному срыву расстроенно бродили по садам. Они по очереди цеплялись за Молли, а наблюдавший издали Джимми проклинал их настырность.
Наконец она бесцельно побрела в одиночестве, и Джимми, покинув укрытие, последовал за ней.
Она шла по направлению к озеру. День выдался на редкость жаркий и душный. В воздухе пахло грозой. За деревьями призывно блестело озеро.
Когда Джимми нагнал ее, она стояла у самой воды. Стояла спиной к нему, покачивая ногой причаленный к берегу челнок. Услышав голос Джимми, она вздрогнула — мягкий дерн заглушил его шаги.
— Могу ли я покатать вас по озеру? — спросил он.
Она ответила не сразу, и была явно смущена.
— Простите, — сказала она, — я… я жду лорда Дривера.
Джимми заметил, что она нервничает. В воздухе ощущалось напряжение. Она отвела глаза и уставилась на тот берег озера. Ее лицо покраснело.