Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Так размышлял Пилкингтон, просматривая в поезде неприятные цифры. Едва он перестал возмущаться чудовищной стоимостью костюмов, как в следующей строке глаза резанули четыреста девяносто восемь долларов с пометкой «Одежда».

Одежда! А костюмы что же, не одежда?! Почему он должен платить дважды за одно и то же?

Негодование еще не улеглось, когда взгляд вдруг упал на строку еще ниже: «Одежда — 187 долларов 45 центов».

Не выдержав, Пилкингтон испустил сдавленный крик, полный такой боли, что пожилая дама на соседнем месте, попивавшая молоко, выронила его и оказалась в долгу перед железнодорожной компанией на тридцать пять центов за разбитый стакан. До самого конца поездки дама опасливо косилась на соседа, с трепетом ожидая новых сюрпризов.

Происшествие заставило его притихнуть, но не успокоило. Покраснев от смущения, он вернулся к изучению списка расходов, почти каждый пункт которого становился новым источником ярости и недоумения.

«Обувь — 213,50» — ну ладно, это еще понятно, но что значит, черт возьми, «Академ. репет. — 105,50»? А «Выкр. — 15»? Что за «Каркасы» такие, во имя всего святого?! На этот неведомый предмет роскоши он щедро отпустил, судя по списку, целых девяносто четыре доллара пятьдесят центов!

«Реквизит» и «Бутафория» встречались в колонке не менее семнадцати раз. А «Опоры»? Какое бы ни было ему уготовано будущее, опоры в преклонные годы он не лишится до конца дней.

Он уныло глянул на пейзаж, мелькавший за окнами поезда. Ага, вот и в списке — «Пейзажные декорации»… Ну конечно, оплата дважды: «Сэмюэл Фридман — 3711 долларов» и «Юнитт и Викс» — 2120 долларов»! Пилкингтон испытывал мучения проигравшегося в пух завсегдатая казино.

Тридцать две тысячи восемьсот пятьдесят девять долларов и шестьдесят восемь центов! Это при том, что он позавчера еще и выдал десять тысяч чеком дядюшке Крису на раскручивание карьеры Джилл в кино. Просто кошмар! Перед непостижимыми цифрами пасовал разум.

Впрочем, разум скоро воспрянул, найдя себе другое занятие. Вспомнив заверения Тревиса, что ни одна музыкальная постановка, кроме разве что замысловатых кордебалетов в сотню хористок, никак не встанет дороже пятнадцати тысяч, Отис Пилкингтон задумался о Тревисе и думал до тех пор, пока поезд не прибыл на вокзал Пенсильвания.

Добрую неделю после возвращения удрученный финансист сидел затворником у себя дома в окружении японских гравюр, дымя сигаретами и стараясь выбросить из головы все эти «Выкр.» и «Академ. репет.». Однако свойственное всем начинающим драматургам почти материнское желание еще хоть разок взглянуть на детище своего гения все росло и росло, пока не сделалось непреодолимым.

Велев японскому камердинеру упаковать самое необходимое в саквояж, он доехал на такси до Центрального вокзала и отправился дневным поездом в Рочестер, который, как подсказывала память, был очередным пунктом гастрольного маршрута «Американской розы». По дороге Пилкингтон заглянул в свой клуб, чтобы обналичить чек, и первым делом наткнулся на Фредди Рука.

— Боже милостивый! — воскликнул Отис — А ты-то как здесь очутился?

Отвлекшись от чтения, тот поднял тоскливый взгляд. Внезапный крах профессиональной карьеры — можно сказать, дела всей жизни — оставил начинающую звезду театра в подвешенном состоянии. Мир стал казаться тусклым и серым, а все его соблазны — настолько пустыми, что Фредди предпочел коротать время с журналом «Нэшнл Географик».

— Привет! — откликнулся страдалец. — А почему бы и не здесь, какая теперь разница?

— Ты же должен быть на сцене!

— Меня уволили — переписали мою роль для шотландца. Ну, то есть, не могу же я играть дурацкого шотландца!

Пилкингтон застонал в душе. Лордом Финчли он гордился больше всех персонажей своей музыкальной фантазии. А теперь его любимца задушили, похоронили, вымарали, и для чего? Чтобы освободить место для какого-то шотландца!

— Теперь его зовут Макхвастл из рода Макхвастлов, — хмуро продолжал Фредди. Убийственная новость едва не заставила Пилкингтона отказаться от поездки. Макхвастл, во имя всего святого! — Он выходит в первом акте одетым в килт!

— В килт! На вечеринке у миссис Стайвесант ван Дайк на Лонг-Айленде?!

— Миссис Стайвесант ван Дайк больше нет, ее переделали в супругу короля маринадов.

— Короля маринадов?!

— Да. Сказали, роль будет комическая.

Не ухватись Пилкингтон за спинку стула, чтобы удержаться на ногах, он заломил бы руки.

— Да она же и есть комическая! — завопил он. — Тончайшая, изощреннейшая сатира на светское общество! В Ньюпорте все были в восторге. Нет, это уж чересчур! Я заявлю решительный протест, добьюсь, чтобы эти роли оставили в прежнем виде… Пора ехать, не то опоздаю на поезд. — Он задержался в дверях. — Как приняли пьесу в Балтиморе?

— Да паршиво приняли, — буркнул Фредди и вернулся к чтению «Нэшнл Географик».

Потрясенный, Отис Пилкингтон бросился к такси. Великолепную пьесу загубили, уничтожили и притом не добились успеха даже по своим низменным торгашеским меркам! Провал в Балтиморе! А значит, новые расходы и колонки цифр с «каркасами» и «реквизитом».