Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Джилл взглянула с удивлением. Любого другого она могла бы заподозрить в авторском тщеславии, но для Мейсона явно не имело значения, что пьеса в нынешнем виде почти целиком его детище. Он судил беспристрастно. Откуда же у него такой оптимизм, когда публики не набирается и на половину зала?

— Почему ты так уверен? Пока что дела идут совсем паршиво.

Он кивнул.

— В Сиракузах до конца недели будет так же. А почему? Прежде всего, потому что спектакля пока, считай, нет! С какой стати публика ринется выкладывать свои кровные за удовольствие лицезреть очередную репетицию неведомой пьесы? Половине актеров пришлось учить роли на ходу, отшлифовать как следует не было времени. То и дело сбиваются в репликах! В танцевальных номерах девушки тоже боятся сбиться, не уверены в себе, и это видно… Шоу еще не склеилось, понимаешь? Сшито наскоро, не обтесалось — но ты глянь на него недельки через две! Уж я-то знаю! Не скажу, что музыкальная комедия — такое уж высокое искусство, но и в ней имеются свои тонкости. Со временем сама разберешься, а пока что поверь мне на слово: с хорошей труппой и парой-тройкой завлекательных номеров комедия обречена на успех! А у нас и актеры замечательные, и все номера. Так что можешь не сомневаться — я и Пилкингтону то же самое втолковывал, только он и слушать не хотел! — этот мюзикл еще прогремит, и кто-то на нем обогатится. Хотя, думаю, Отис сейчас в вагоне для курящих пытается всучить свои права на шоу проводнику вместо чаевых.

В прямом смысле Отис Пилкингон этого не делал, но настроение имел соответствующее. Погруженный в уныние, он трясся на жесткой скамье вагона и недоумевал, зачем ему вообще приспичило тащиться в Рочестер. Ведь увидел он то самое, чего и ждал: уродливую карикатуру на свое творение, сыгранную кое-как перед полупустым равнодушным залом.

Одно хорошо, мстительно думал он, вспоминая пустые уверения Роланда Тревиса о стоимости музыкальных постановок: новые номера, без сомнения, лучше прежних, сочиненных его соавтором.

После вялого приема на утреннике в среду и не лучшего тем же вечером «Американская роза» упаковала декорации и переехала в Сиракузы, где провалилась с таким же треском.

Еще две недели она странствовала из одного городка в другой по всему штату Нью-Йорк и захолустью Коннектикута, мотаясь туда-сюда, словно побитый штормом корабль, пока наконец проницательная и разборчивая публика Хартфорда не устроила ей вдруг настолько горячий прием, что бывалые актеры переглядывались с недоумением, а изнуренные хористы, забыв про усталость, бисировали вновь и вновь с таким блеском, что даже Джонсон Миллер счел возможным одобрительно кивнуть. С прежними временами, конечно, никакого сравнения, снисходительно буркнул он, но вполне даже прилично.

Настроение у труппы взлетело до небес. Сияя улыбками, ведущие актеры говорили, что всегда верили в новую постановку, а хористы и хористки пророчили целый год спектаклей в Нью-Йорке. Меж тем жители Хартфорда сражались за билеты, а если не могли достать, смотрели стоя.

Обо всем этом Отис Пилкингтон понятия не имел. Свои права на мюзикл он продал еще две недели назад за десять тысяч долларов какому-то юристу, нанятому неизвестным клиентом, и был несказанно рад, что сумел спасти хотя бы часть денег, вложенных в провальную затею.

Глава 18. Джилл увольняют

1

Скрипки воспарили к пронзительному финалу, выдал последний стон фагот, а задумчивая личность на краю оркестра под самой ложей миссис Уоддсли Пигрим, периодически атаковавшая по долгу службы огромный барабан, нанесла многострадальному инструменту прощальный сокрушительный удар и, отложив оружие, позволила своим мыслям отклониться в сторону прохладительных напитков.

Музыкальный директор Зальцбург, устремивший дрожащую от напряжения дирижерскую палочку к горним высотам, наконец опустил ее, уселся и устало промокнул лоб. Упал занавес, возвещая конец первого акта, и оглушительные аплодисменты сотрясли здание театра «Готэм», заполненного от партера до галерки той разнородной человеческой массой, что составляет публику нью-йоркских премьер.

Овации грохотали не умолкая, как волны прибоя о каменистый берег, взмывал и падал занавес, снова взмывал и снова падал. Капельдинер, пробравшись по центральному проходу, вручил Зальцбургу охапку алых роз «Американская красавица», а тот передал его примадонне, которая приняла цветы с ослепительной улыбкой и поклоном, изящно сочетая скромность и радостное изумление. Начавшие было ослабевать аплодисменты вновь набрали мощь. Роскошный букет размером чуть ли не с самого Зальцбурга обошелся примадонне утром в «Доме цветов» Торли почти в сотню долларов, но стоил каждого уплаченного цента.

Вспыхнули люстры, и публика потянулась по проходам, чтобы размять в антракте ноги и обсудить представление. В зале поднялся гул голосов. Композитор, не получивший заказа на вставной номер в шоу, объяснял другому, тоже заказа не получившему, откуда стянул мелодию третий композитор, который получил заказ и вставной номер сочинил.