Безславинск

Долго не мог понять, где он и почему голым лежит на мягком полу. Он стал припоминать всё по порядку, начиная со своего крещения, и все-таки не мог понять, где он. Отяжелевшая голова бесплодно силилась собрать в порядок события минувшего дня. На запястье висел шнурок с кусочком черной обгорелой пластмассы: «Я отдал видеокамеру и взял с собой прибор желания!». Отчетливо вспомнилась только красная кнопка на «приборе желания», как давил на неё, как кричала врач-мышь и как кто-то оглушил его сзади страшным ударом по голове.

«Да где это я? — и, с трудом приподнявшись, стал всматриваться в полутьме. — Господи! Да ведь это же камера пыток!» — подумал он почему-то, ощупывая пол и стены «резиновой» камеры.

В голове эхом, какими-то обрывками стремительно закрутились клочки отцовского чтения:

«Стало так темно, будто солдатик опять попал в коробку. «Куда меня несет? — думал он. — Да, да, все это проделки тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела та барышня, тогда будь хоть вдвое темнее, и то ничего!».

Над дверью камеры, все стены, полы и сама дверь которой были обиты матами, виднелся вмонтированный тусклый светильник, служивший не для освещения помещения, а для ориентира на дверь и «кормушку». Из-за отсутствия какой бы то ни было вентиляции, в камере стоял устойчивый запах резины и человеческого пота. Естественно, что там не было никакой мебели и никаких приспособлений для личной гигиены и нужд.

МарТин попытался встать, позвать кого-нибудь, но со стоном упал навзничь. Перед глазами залетали белые мухи, стало подташнивать, и закружилась голова. И вдруг мозг словно сжали в тиски, резкая боль в висках, глаза готовы были взорваться, и МарТин отключился.

Прошло ещё какое-то время, прежде чем МарТин пришел в себя, и тогда в углу «резиновой» камеры нарисовался силуэт Гаррета.

— Па… Это ты?

— Да, МарТин.

— Здесь очень плохо. У меня все болит. Они избили меня просто так! Я ничего не сделал плохо! Просто нажал кнопку. Кстати, ты не знаешь, этот прибор желания сработал? Всё получилось?

— Сработал. Но это не прибор желаний и поэтому то, что ты пожелал не исполнилось, а случилось совсем другое. Что-то ужасное…

— Почему я такой горемыка? Почему идёт всё против меня?

МарТин готов был расплакаться от обиды и чувства собственной неполноценности. Ему казалось, что все, почти все как сговорились против него. И никто теперь не только не поверит его благим намерениям, но и обвинят во всех своих бедах. И уж никогда больше не примут его как человека честного и порядочного, не говоря уже о его физических недостатках.

— Ты хочешь, чтобы я пожалел тебя? — был вкрадчив Гаррет.

МарТин задумался, в который раз внимательно оглядел «резиновую» камеру и вдруг, неожиданно для самого себя, сказал гордо, глядя прямо в глаза отцу:

— Мне себя не жалко, и я не хочу, чтобы кто-то относился ко мне с жалостью. Я получаю удовольствие от жизни, так что меня незачем жалеть. Хотел бы я, чтобы те врачи, кто предсказывал мое будущее, посмотрели, какого счастья я достиг. Я познал, что такое настоящая ЛЮБОВЬ, разве может быть что-то в жизни выше этого?

— Нет ничего выше Любви, МарТин. Любовь отдает только себя и ничего не берет взамен. Любовь ничем не владеет, и ею нельзя обладать, поскольку Любви нужна только Любовь. Твоя Любовь пришла к тебе с неба, а это значит, что она тебя уже не оставит никогда.

— Па, я ничего теперь не боюсь. Я готов сражаться со всем злом в мире, чтобы защитить маму, бабушку и дедушку, тебя… А главное, Энни!

— Вот это мой сын! Я горжусь тобой, МарТин!

— Спасибо, па. Я так сильно люблю тебя! Ты самый лучший папа в мире.

— Смотри, что я принес тебе! Мундир стойкого оловянного солдатика. Надевай!

МарТин встал на колени, затем на ноги, уперся спиной в угол и принялся натягивать на себя великолепный наряд: мундир красный с обшлагами, украшенными позолоченными пуговицами, с белыми панталерами, перекрещенными на груди, желтые эполеты и ремень, синие брюки, высокий кивер с белым украшением в виде султана и с позолоченной кокардой, черные лакированные ботики со шпорами и даже ружье! Гаррет принес всё!

Когда МарТин полностью оделся и вытянулся по стойке смирно, отец обнял его и заговорил:

— Мой единственный МарТин, вот ты и стал воплощением несгибаемого мужества, стойкости и упорства. Помнишь, как ты называл себя неудачником? Ты считал, что если ты родился не таким, как все вокруг тебя, то это ужасно, но это не так. Ведь главная черта твоей натуры — необычайная твердость духа. Солдатику тоже не повезло во время рождения — на его отливку не хватило олова и он получился одноногий, но вспомни, МарТин, как твердо и уверенно он простоял свою короткую жизнь на одной ноге! Многие на двух так не умеют… Ты, как и он, ни разу не предал своих близких, никогда не боялся трудностей. До последнего дыхания был верен своей любви.