— Так. Но это не сработало. И мне пришлось с этим жить.
— Серьезно? Ты не можешь винить себя за это. Ты была ребенком.
Элерия печально улыбнулась и перехватила рукой ветку, норовившую ударить ее по лицу:
— Я знаю, что не могу. Но виню. Это невозможно контролировать. Вдруг они не убили хотя бы маму, останься я с ней? Или я могла бы как-нибудь вмешаться и все изменить…
— Скорее всего, останься ты там и мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И сегодня тебе крупно повезло. Нельзя поступать так и дальше. Так ты убьешь себя, рано или поздно, — не согласился с ней вальдар.
— Это меня не пугает. Мне страшно жить, зная, что могла что-то изменить, а вместо этого сбежала.
Бруснир покачал головой.
— Ты не воин. Не каждый должен сражаться.
Элерия взглянула на него насмешливо:
— Ты сам-то веришь в то, что сказал? Каждый должен сражаться, пока жив.
Вальдар промолчал. В этой гэртовой жизни каждое существо от рождения вплеталось в бесконечную жестокую битву со всем вокруг, включая самого себя. С этим он спорить не мог.
Через пару часов Шаймор очнулся. Все порывался идти сам, и Брусниру стоило немалых усилий заставить его лежать спокойно. Почти сутки ушли на то, чтобы догнать своих. Люди встретили их радостными возгласами. К Элерии с несмелой улыбкой на губах подбежала Анели.
— Где Дарен? — жалобно спросила девочка, словно если она хорошо попросит, то ответ может измениться.
Элерия открыла рот, но слова застряли и не желали выползать наружу, как она не старалась. Бруснир взглянул на талийку, потом на девочку и ответил:
— Он умер. Мы похоронили его.
Анели отшатнулась от него, покачала головой и побрела прочь. Элерия вздохнула и пошла за ней.
Бруснир и несколько воинов взгромоздили совсем не легкого Шаймора на телегу. Командир поручил промыть и перевязать его раны, а сам отправился искать Кризу. Старуха крутилась возле раненых, помощь травницы там незаменима. Вальдар спросил прямо и без прелюдий:
— Что ты дала Элерии?
Криза лукаво улыбнулась:
— Это была вода, милый. Простая вода.
Бровь Бруснира взметнулась вверх.
— Не может быть. Девушка не чародейка. После твоей воды она пережила смертельную атаку и сотворила мощнейшее заклинание.
— Это всего лишь усилитель намерений! Смешай несколько редких трав в одном флаконе и получишь множество возможностей для исполнения желаний. Зелье удачи, если хочешь. Все, не отвлекай меня больше, мне нужно заняться ранеными, — недовольно пробурчала травница и пошла прочь.
Бруснир поймал ее за руку, остановил:
— Не держи меня за дурака. Кто знает какие твари нам могут встретиться? Мне нужно знать, что за силы ты ввела в игру.
Криза отдернула руку, сказала, словно выплюнула:
— Нет больше таких сил. Мне нечего тебе сказать.
Травница быстро ушла, и Бруснир не стал ее задерживать. Ну что с ней поделаешь, не пытать же.
Потянулись долгие дни пути. Монстры встречались, но редко. Они бродили по одному или небольшими группами и быстро ретировались, попробовав силу вальдаров на вкус. И выглядели совершенно по-разному, как различные переродившиеся животные. Временами попадались странные места с растительностью, изменившей цвет и форму. Группа обходила такие стороной. Вальдары делали вылазки в близлежащие деревни, часто приводили оттуда выживших. Иногда, в сохранившихся там амбарах пополняли зерновые запасы и почти всегда сталкивались там с ворлоками. Но за время путешествия никто больше не погиб. Просто не совались в деревни, где скопления монстров слишком велики.
Шаймор почти полностью поправился. А вот Анели все время молчала с тех пор, как узнала о смерти Дарена. Без особой надобности не разговаривала даже с братом. Девочка мало ела, совсем осунулась, а по ночам плохо спала из-за кошмаров. Элерия и Левир беспокоились и много времени проводили с ней, пытаясь разговорить, да и просто поддержать, помочь пережить очередное свалившееся на нее горе.
Многие недели в пути и вот с возвышенности открылся потрясающий вид: бурлящие волны океана, с тихим рокотом накатывающие на берег. Ни с чем несравнимый свежий соленый ветер ласково толкал в грудь. Играючи, встречая людей, словно старых закадычных друзей.
Впечатление от морского простора вскоре испортил многолюдный человеческий лагерь, раскинувшийся на побережье. Бесчисленные рваные палатки, сшитые из чего придется, и наспех поставленные шалаши жались друг к другу. Кругом, как и везде, где поселяются люди, смердели наваленные кучи мусора. Ни одно живое существо не производит столько мусора, как человек, будто это немаленькая и совершенно неотъемлемая его часть. А в отдалении выгребные ямы давали о себе знать еще худшим запахом, едва переменчивый ветер менял направление.