Безумен род людской

Саймон Уиллоби, будучи моложе меня, был слишком возбужден воровством, и мне пришлось рявкнуть на него, чтобы молчал, когда мы вернулись в «Театр». Я больше никогда не воровал вместе с ним, хотя иногда он смотрел на меня с поднятой бровью, словно предлагая снова пуститься в эту авантюру. Он был учеником Джона Хемингса, и его жалованье уходило хозяину, который мог отдать, а мог и не отдать часть, хотя, наверное, Саймону было безразлично. Он был милым мальчиком и, как сказал мой брат, побывал в половине постелей Уайтхолла. Я знал, что он нуждается в деньгах. Он был хорошим актёром, страстно жаждавшим похвалы, но надежным на сцене, и публика его очень любила. Но в тот рождественский сезон, когда мы репетировали «Сон в летнюю ночь», он вёл себя странно.

Он играл Титанию, царицу эльфов, одну из самых больших ролей. Она поссорилась с царем эльфов Обероном из-за мальчика-сироты, которого каждый хотел заполучить себе в компаньоны, но Титания не уступала. В отместку Оберон подшутил над ней, окропив ей веки соком волшебного цветка, что заставит её беспомощно влюбиться в первое существо, которое она увидит при пробуждении.

— Что увидишь, как проснёшься, — сказал Джон Хемингс, наклонившись над спящим телом Саймона Уиллоби, — всей душой тем увлечёшься.

Пусть любовь тебя гнетёт: 
Будь то волк, медведь, иль кот,
Иль с щетиной жёсткой боров.
Для твоих влюблённых взоров
Станет он всего милей.
Как придёт, проснись скорей!

Этим человеком оказался Уилл Кемп, игравший Ника Основу, чья голова волшебным образом превратилась в ослиную. 

— Спаси тебя Бог, Основа, спаси тебя Бог! — воскликнул мой брат, играющий Питера Пигву, — Ты стал оборотнем!

Конечно, это была бессмыслица! Как говорит Ипполита о Пираме и Фисбе: «Я никогда ничего глупее не слыхала!». Но глупость сработала. Таково чудо театра — публика поверит чему угодно.

— Они хотят верить, — однажды объяснил мне брат, — И тем самым делают половину работы за нас. Они приходят с желанием развлекаться, удивляться, испытать благоговение или страх. У них есть воображение, и их воображение нам помогает.

Но приёме в честь свадьбы воображению пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы исправить работу Саймона Уиллоби, потому что он не мог вспомнить свои реплики и не помнил, где должен стоять на сцене, когда их произносит. Он дергался и буквально готов был расплакаться, особенно когда Уилл Кемп начал его задирать. Это не было похоже на Саймона, ведь, несмотря на все его интрижки и глупость, он усердно учил реплики и гордился своим актёрским мастерством. Он, как и большинство мальчиков, хотел остаться актёром и мечтал однажды стать пайщиком, но теперь, в большом зале Блэкфрайерса он запинался и бормотал на всех репетициях.

Ник Основа снова вышел на сцену, как только Пак превратил его голову в ослиную. Мы, мастеровые, в ужасе разбежались, оставив его в одиночестве, не считая незамеченной нами Титании, спавшей в глубине сцены. Ник Основа, озадаченный ужасом своих товарищей и не подозревающий, что превратился в чудовище, напевая ходил взад-вперёд.

Эй чёрный дрозд, эй, чёрный хвост,
Оранжевый носок.
И сладкозвучный певчий дрозд,
И крошка-королёк!

— Прости, Уилл, — прервал его Джон Хемингс. Он разговаривал с моим братом. — Чёрный хвост? Оранжевый носок? — Разве у дрозда не чёрный клюв?

— Кого, чёрт возьми, это волнует? — взорвался Кемп.

— У петуха оранжевый... — начал Джон Хемингс, но поспешно отпрянул от разозлившегося Кемпа.

— Никого, чёрт побери, не волнует! — заорал Кемп. — Чёрный клюв, синий клюв, зелёный зад, красный зад, какого хочешь цвета зад, чёрт тебя дери! Может, продолжим?

— Продолжай, — спокойно сказал Алан Раст. — Просто спой последнюю строчку ещё раз.

Уилл проревел последнюю строчку, и Титания проснулась, увидела гротескную фигуру и сказала: 

— О, что за ангел пробудил меня?

— Среди цветов, — поправил я Саймона.

— Ох, чёрт, — сказал Саймон.

— Повтори ещё раз, — терпеливо попросил Алан Раст.

Теперь Саймон произнёс правильно. Уилл Кемп запел, а на сцену вышли эльфы Титании. У четырёх эльфов были роли со словами, и их играли ученики, трое остальных были мальчиками из церковного хора лорда Хансдона, и все семеро тихо подхватили песню Уилла Кемпа.

Щеглёнок, зяблик, воробей,
Кукушка с песнею своей,
Которой человек в ответ
Сказать не часто смеет: нет!

Титания окончательно проснулась и уставилась широко открытыми глазами на человека с ослиной головой. Она сразу влюбилась в него из-за волшебного зелья. Уилл закончил свои строки и ждал. И ждал. Молчание. Только плотники всё ещё работали на сцене. Звенела пила и стучал молоток.

— Титания, — тихо подсказал я, — твоя реплика.

— Прости.

— Прошу, прекрасный смертный, спой... — подсказал я ему.