Безумен род людской

Когда я был ещё учеником в приходе Святого Бенета и ходил в сером, меня и парочку других иногда посылали помочь Сэму, поэтому я хорошо знал двор Мусорщика. Я мыл клетки, разрезал туши и очищал от дерьма маленькую арену в центре двора, окруженную местами для четырех-пяти сотен человек. Двор располагался далеко к северу от города и был не так популярен, как «Ристалище» или «Занавес», но летом по субботам служил хорошим развлечением для народа, приходившего поглазеть, как собаки нападают на Вашингтона, а ещё лучше — увидеть перепуганную обезьяну, привязанную к дешёвой обречённой кляче и пытающуюся избежать наскоков обезумевших собак. Обезьяна, часто одетая как католический священник, с криками погибала под одобрение и смех толпы.

В это холодное утро я почувствовал облегчение, что во двор въехал всадник, ведь это означало, что его лошадь где-то внутри, и собак, обычно бегающих на свободе, заперли, чтобы они не смогли её поранить. Двор Мусорщика был действительно опасным местом, его охраняли животные, обученные убивать.

Я решил, что украв пьесы, Саймон Уиллоби сбежит в самое близкое убежище, где найдет тепло и приют, и этим убежищем станет дом сэра Годфри, находящийся всего через одну улицу от особняка лорда-камергера. Мой брат не подумал про сэра Годфри, возможно, не зная, что священник собирался проводить звериные представления в новом театре на том берегу реки. Если бы он заподозрил, что сэр Годфри укрывает Саймона Уиллоби и украденные рукописи пьес, то собрал бы пайщиков, вооружил их и повёл в приход Святого Бенета. Случилась бы драка, а, возможно, что-то похуже. Обнажили бы мечи, вызвали констеблей, и, несомненно, в конечном счёте судья выдал бы ордер на арест, чтобы предотвратить стычку.

Кажется, только я понял, что Саймон побежит к сэру Годфри, но сэр Годфри не мог этого знать, и он, должно быть, боялся гнева моего брата. Если группа вооруженных людей заявится к нему и обыщет дом, он должен быть уверен, что пьес там нет. Он захочет, чтобы драгоценные пьесы находились в самом безопасном месте, которое никто не посмеет обыскивать и охраняемом рабски преданными тварями, готовыми разорвать злоумышленника в клочья. В месте под названием «Двор мусорщика».

А я был непрошеным гостем.

В северной стене имелись небольшие ворота, которые открывались только в конце субботних звериных представлений, чтобы жители Ислингтона могли напрямик попасть домой. Конечно, сейчас они заперты, но не на замок. Не было необходимости. Только дурак попытается сюда залезть, и этим холодным утром таким дураком был я.

Я взял долото, вставил его в щель между створками ворот и косяком и нащупал задвижку. Но она не поддавалась. Задвижка как будто приржавела, и всякий раз, когда я пытался её сдвинуть, долото соскальзывало и скрипело по железному стержню. Я старался изо всех сил, ворота скрипели. Я стукнул по долоту и попробовал ещё раз, и наконец, задвижка со скрипом поддалась. Я обнаружил, что если немного поднажать на ворота, дело продвинется легче. Старая задвижка по-прежнему сопротивлялась, но понемногу, стержень сдвигался, пока не выскользнул из паза, и ворота приоткрылись на пару дюймов. Я потянул и наполовину открыл их, вздрагивая от скрипа старых петель, вот тогда-то и завыли собаки.

Я инстинктивно присел и задержал дыхание. Я никого не видел. Собаки лаяли и выли, царапали и били лапами по стенкам сарая. Я прокрался внутрь, потянул и закрыл ворота, а потом запер засов, делая всё как можно спокойнее, затем для успокоения нащупал в холщовом мешке рукоятку пистолета. Передо мной стояли покрытые снегом шаткие скамейки на грубых деревянных помостах, поддерживаемых примитивными лесами.

Перед скамейками была яма, где страдали и умирали звери, а с левой стороны от меня, между забором и верхними рядами скамеек, стоял небольшой дом Сэма Соломенного брюха, из кирпичной дымовой трубы валил густой дым.

— Тише, мокрые сволочи! — крикнул Сэм в ближайший сарай, а потом я услышал, как он колотит по прутьям клетки палкой, которую всегда носил с собой. Шум немного утих, хотя собаки продолжали скулить. Закукарекал боевой петух, но птицы содержались на дальней стороне двора, подальше от собак. Я выждал. Из сарая с собаками никто не появился, да и кто выйдет в такое морозное утро?

Я поднялся и пошел в направлении сараев, сапоги скрипели на чистом снегу. Послышались голоса, хлопнула дверь. 

Собаки всё ещё беспокоились, скулили и рычали. Неужели они чуят мое присутствие? Я находился близко к сараю, двигаясь между его стеной и скамейками. Мне хотелось оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Почему я не рассказал брату о своих подозрениях? Он мог собрать полдюжины человек с оружием, и мы вломились бы сюда. Собачий зал вызвал у меня дрожь. Мне хотелось оказаться дома или в большом зале в Блэкфрайерсе, и это навеяло мысли о Сильвии.

А размышления о Сильвии напомнили о матери. Когда-то её удивил вопрос, который я задал в возрасте всего одиннадцати или двенадцати лет. Я спросил её, как мужчина находит жену, а она рассмеялась и посмотрела на меня. Её руки были белыми от муки.