Безумен род людской

Ковыряющий в носу Мэтью послужил причиной ссоры Оберона и Титании. Оберон хотел, чтобы мальчик был в его свите, но Титания отказала ему, и чтобы наказать её, Оберон посылает своего слугу Пака за волшебным цветком, из которого Оберон выжимает сок, и капли его падают на веки спящей Титании. Она должна по уши влюбиться в первого, кого увидит, пробудившись, неважно, человек это или животное.

А видит она Уилла Кемпа с ослиной головой.

Ослиная голова представляла собой плетёный каркас, на который мы натянули кроличьи шкурки. Глазами служили большие стеклянные бусины с нарисованными зрачками и радужками, а ушами — опять-таки кроличьи шкурки со вставленными внутрь прутьями, чтобы уши торчали вверх. Челюсти оставили открытыми, чтобы гостям было слышны слова Уилла, а ещё мы добавили крупные деревянные зубы, выкрашенные в белый цвет, чтобы животное казалось ржущим от смеха. Сначала Уиллу было трудно удерживать голову на плечах из-за тяжести её передней части с зубами, поэтому Джин пришила сзади к каркасу лямку, которая крепилась к ремню, спрятанному под его рубашкой. Голова Кемпу ужасно нравилась, он ни за что не хотел её снимать и с восторгом расхаживал в ней по коридорам особняка, пугая ничего не подозревающих слуг.

В большой пьесе участвовало более двадцати персонажей. Тезей, Оберон, Титания, Пак, Питер Пигва, Ник Основа, Деметрий, Лизандр, Елена и Гермия — все имели существенные роли. У Уилла Кемпа, играющего Основу, было больше всего реплик, что он воспринял как должное и, до того как удалился, пылая обидой, получал удовольствие от смешных любовных сцен, которые играл с Титанией и со мной.

Других любовников в пьесе Пак сделал даже ещё несчастнее. Гермия любит Лизандра, но её отец настаивает, чтобы она вышла замуж за Деметрия или столкнется со страшным наказанием, и поэтому они с Лизандром тайно сбегают в лес из пяти молодых деревьев. За ними следует в лес Деметрий, также влюбленный в Гермию, и Елена, подруга Гермии, влюбленная в Деметрия. Оберон, сжалившись над несчастной Еленой, приказывает Паку намазать глаза Деметрия соком волшебного цветка, и тогда он влюбится в Елену, но Пак принимает Лизандра за Деметрия, и таким образом любовный узел запутывается и затягивается. Поединки, ссоры, преследования и смех, и в конце Оберон и Титания мирятся, Тезей женится на Ипполите, Гермия выходит замуж за Лизандра, Елена выходит замуж за Деметрия, а Пирам с Фисбой умирают.

Это была действительно свадебная пьеса.

Ещё недавно в особняке шли лихорадочные приготовления к Рождеству, но это было ничто по сравнению с суетой, предшествующей свадьбе. У лорда Хансдона пока не появилась уверенность, приедет ли на свадьбу его кузина королева, но он предполагал, что да, и потому вторую сцену построили близко к большому очагу, чтобы её величество могла обедать на несколько футов выше, чем её подданные, и оставаться в тепле. Маленькие столы, которых хватило для рождественских гостей, признали неподходящими и изготовили три новых стола. Маленький собирались поставить на новом возвышении, два других соответствовали существующему длинному столу, где помещались тридцать шесть человек. Как раз изготавливали стулья, и в большом зале эхом отдавались звуки плотницких работ.

Поверх панелей в зале висели ламбрекены из белой ткани, но леди Энн Хансдон при осмотре объявила их потрёпанными, и вместо них заказали атлас. Новые ламбрекены и потолочные высокие балки обвили гирляндами из плюща. Принесли множество свечей, и для всех понадобились подставки и подсвечники. Леди Энн объявила, что вымощенные камнем полы в зале слишком холодны для аристократических ног, поэтому заказали ковры. 

— В моё время вполне годился и тростник, — ворчал лорд Хансдон.

— В тростнике заводятся блохи, — резко объявила его жена.

— А в коврах они не заводятся?

— Не в моих коврах! Харрисон!

— Миледи? 

Управляющий поклонился.

— В буфетном коридоре видели крыс.

— Мне тоже так сказали, миледи.

— Это из-за реки, — проворчал лорд Хансдон. — У реки всегда водятся крысы.

— Не в моём доме! — сказала её милость. — Избавьтесь от них!

— Будет сделано, миледи, — ответил Харрисон.

— А это что такое? — лорд Хансдон обнаружил ящик и извлёк из него тонкую серебряную палочку, заканчивающуюся двумя потоньше. — И к чему так много?

— Это вилки, — сказала леди Хансдон.

— Вилки?

— Ими едят. Не делай вид, что раньше не видел! Ими пользуется Кэтрин Ховард.

— А чем не угодили старые добрые ножи и пальцы?

— Мы не крестьяне.

— Вилка... — лорд Хансдон попробовал пальцем острый кончик и отдёрнул руку. — Вилка, Харрисон, вилка!

— Именно так, — ваша милость, — невозмутимо ответил управляющий.

Лорд Хансдон обернулся к сцене, где мы пытались репетировать. Любые попытки сохранить пьесу в тайне от домочадцев давно уже забросили, однако сомневаюсь, что им удавалось найти хоть какой-то смысл в таком хаосе обрывочных диалогов.

— Предполагается, что это лес? — проворчал лорд Хансдон.

— Да, милорд, — ответил мой брат, — это лес вблизи Афин.