Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Уход ООН изменил характер нашей работы и ее охват. Со снижением внимания к нуждам Сомали резко сократился и объем материальной помощи. Исчезли машины и охрана. Время было тяжелым и опасным. Пришлось отпустить сотрудников, работавших у нас долгие годы. Часто, когда они уходили, я пытался подсластить пилюлю – давал им на развитие пятьсот долларов, если приносили бизнес-план. По тем временам это была шикарная сумма для сомалийца, и если он был рассудительным и находчивым, то мог открыть лавку или небольшой бизнес, способный поддержать его семью.

В то время я уже различал зловещее предзнаменование: нам закрывали возможность работать в Сомали.

Мне было крайне сложно смириться с этой мыслью. Мы вложили кровь, пот, слезы – и что? Да почти ничего. Нет, мы облегчили страдания и спасли десятки тысяч жизней. Но надолго ли? И до какого предела? Стала ли страна лучше, чем была до нас?

Откровенно сказать, не знаю. И мои усилия обернулись духовным крахом. Я знал: Бог не обещал награждать за покорную жертвенность ощутимым успехом. Но я не понимал, почему наши жертвы принесли так мало. Может быть, есть то, чего мы не видим? В общем, то время было мрачным.

Я упрямо и, наверное, горделиво отказывался опустить руки и покинуть страну. Я боялся, что наш уход заставит людей сказать: зло победило. Я твердо держался убежденности царя Давида: вечером водворяется плач, а наутро радость. К сожалению, каждое утро в Сомали приносило лишь еще больше слез.

Возможно, впервые я имел дело с тем, чего не мог исправить. Молитва, покорность, тяжелый труд, хорошая подготовка, богоугодные намерения, жертвенность – казалось, все это ничего не дало. В Сомали почти ничего не поменялось с тех пор, как я впервые прилетел в Харгейсу. Я хотел знать, хватит ли Самому Богу целой вечности на решение проблем в Сомали. Неловко признавать, но я даже гадал: а по силам ли Ему эта проблема?

Весь мой опыт твердил: буду лучше учиться, усердней работать, дольше молиться, больше жертвовать и сеять семена добра – и Бог дарует обильный духовный урожай. Но в Сомали этого не случилось.

Мы знали, что были послушны Его призыву и учению. Мы гордились нашей группой и ее усердной работой. Но когда я попытался свести воедино результаты наших усилий – неоконченное дело, скудость духовного плода, все то, чего мы не смогли добиться, – сомнения и вопросы заполнили мой разум. Стоило ли это затраченного времени, усилий и денег? Оправданна ли уплаченная нами цена?

И я не мог себе даже представить, что очень скоро эти трудные вопросы станут еще более личными.

Смерть гонится за мной и дома

Тимоти, наш второй сын, боролся с астмой с семи лет. Обычно та обострялась, когда он переезжал и приходилось приспосабливаться к новой обстановке. Но серьезных приступов у него не было с тех пор, как мы переехали в Найроби – до школьной экскурсии в Момбасу в 1996 году. Там Тимоти жил в сыром гостиничном номере с плесенью, и это вызвало резкий приступ. Один из наших сотрудников, сопровождавших экскурсию, помчался с ним в реанимацию, где медперсонал быстро привел дыхание моего сына в норму. По возвращении с экскурсии учителя обо всем нам сообщили – и мы снова пошли по врачам.

Один заверил нас, что Тим прекрасно восстанавливается, но мы правильно поступили, что обеспокоились. Была хорошая новость: легкие и сердце Тима укрепились, пока сопротивлялись инфекциям, вызывающим астму. Теперь он был крепким и здоровым подростком. Но была и плохая: он обрел столько сил, а тело его так хорошо противилось астме, что к тому времени, когда проявятся симптомы нового приступа, Тим мог оказаться на грани остановки сердца.

К предупреждению доктора мы отнеслись очень серьезно и даже запаслись шприцами-тюбиками с эпинефрином. Но прошел год, а приступов не было.

В 1997 году, накануне Пасхи, Тим разбудил нас очень рано, в полвторого ночи. Он вошел в нашу спальню и уже едва дышал. Он не мог говорить. Мы никогда не пользовались шприцами с эпинефрином, но я немедленно сделал укол Тиму в бедро. Легче ему не стало. Я сделал второй. Без толку.

Я быстро отвел его к машине, оставив Рут с мальчишками, сел за руль и понесся в ближайшую реанимацию. На полпути у Тима остановилось сердце.

Темные улицы Найроби были пустынны. Я не мог найти никого, кто бы помог, пока не заметил мужчину, вышедшего из торгового центра. Он сел в машину, но я не дал ему уехать, перекрыл своей машиной путь и выскочил, на ходу крича, что случилось. Я потребовал, чтобы он повел мою машину до больницы, а сам сел на заднее сиденье и начал неистово делать сыну искусственное дыхание. Слава богу, тот снова задышал. Мы добрались до больницы, медики немедленно приступили к неотложным процедурам, а Рут уже мчалась в госпиталь.

Тим был без сознания, но дышал. Как только приехала Рут и наши друзья, мы собрались вместе и стали молиться. Врачи вышли скоро – и их взгляды еще до всяких слов сказали нам, что произошло.

Тим ушел в мир иной. Ему было шестнадцать.