Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Мне показалось, время застыло. Мы стояли, склонившись над кроватью, и держали Тима. Внутри меня что-то умерло. Да, даже тогда мы были уверены, что Тиму уготовано Царствие Небесное. Для нас реальность этого была несомненна. Но я был подавлен потерей. Рут в ту ночь говорила о «воскресении», а я зациклился на крестном распятии и невыносимой боли.

Мы уже ничего не могли сделать – и просто вернулись домой и начали обзванивать родных в Штатах: предстояло рассказать им о том, что случилось тем ранним пасхальным утром.

* * *

В тот же день мы говорили с сыновьями. Я сказал: «Мы не выбирали этот ужас. И я не знаю, как нам дальше жить. Но мы хотим быть уверены, что смерть Тима не напрасна. Мы постараемся хоть как-то воздать хвалу Богу, несмотря ни на что».

Наши близкие в Штатах были убиты горем, но они были очень далеко. Мы знали: они нас любят – но было крайне трудно почувствовать теплоту на расстоянии в 13 000 километров. Почти у всей нашей родни даже не было загранпаспортов. Только брат Рут сразу же собрался в Найроби и вылетел на следующий день.

Грустные новости разлетелись быстро. Нас поддерживали со всего мира. Приходили и те, кто жил рядом. (Тим умер 28 марта, и до нашего отъезда в США в июне мы не приготовили дома ни одного блюда. Почти три месяца нас кормили друзья и соседи.)

Мы могли забрать тело Тима домой в Кентукки, но знали, что он бы хотел иного. Уже на втором году обу-чения в старшей школе он сказал, что не хочет возвращаться в Америку и поступать в колледж. Он хотел остаться в Африке и стать учителем. Африка была его домом.

Зная это, мы решили похоронить Тима рядом с его школой в Найроби. То, что школьная администрация пошла нам навстречу и согласилась выделить небольшой участок земли, казалось чудом. Но еще большим чудом мы сочли одобрение нашей просьбы со стороны городских властей.

Похороны назначили на субботу. Всю неделю в наш дом приходили люди. Каждый день. Каждый час. Соседи, одноклассники Тима, коллеги, друзья из нашей Кенийской церкви – все окружили нас любовью и заботой.

Возможно, самый большой сюрприз той недели произошел в четверг, когда на пороге нашей двери оказался Омар Азиз, наш ведущий сомалийский сотрудник, все еще проживавший в Могадишо. Я был поражен, услышав его слова: «Я пришел сюда из Сомали. Я должен был прийти, чтобы похоронить нашего сына Тимоти».

Сразу же, как только получил известие о смерти Тима, наш друг-мусульманин начал свою пятидневную одиссею. Он прошел через минные поля, пустыни и горы. Пересек реки и границы государств. Он ехал на попутках и трясся в грузовиках-«скотовозках». И он все же пришел, оставив за спиной сотни километров и имея при себе лишь то, что было на нем одето.

Такой чести я не знал ни разу в жизни. И никогда не видел такой дружбы.

На похоронах Омар Азиз сядет между мною и Рут.

* * *

Похороны прошли на школьном стадионе. Сотни людей заполнили склон холма. К нашему немалому удивлению, наш старший пел вместе с хором. Брат Рут, капеллан в старшей школе в Штатах, и наш кенийский пастор вместе провели церковную службу. Звучали слова, исполненные признательности и горя. Тима вспоминали одноклассники, друзья, учителя…

Лейтмотивом того дня стали Божья любовь и Его милость. О них говорили все – молодые люди со всего Найроби, соседи-мусульмане, соседи-индуисты, владельцы окрестных лавок… После службы все как один повторяли нам: «Ваш сын рассказывал нам об Иисусе», – или: «Тим дружил с нашей дочкой (или сыном)». Как вдохновила меня эта запоздалая весть о том, что Тим свидетельствовал о Боге столь многим!

После службы мы похоронили Тима на склоне холма, в пятидесяти метрах ниже амфитеатра.

* * *

Нас поддерживала любовь друзей и их забота с их стороны. Бог доказал, что Он верен в Своих словах, а мы были уверены в Его обетованиях. Но мы были надломлены и опустошены, подавлены горем и утратой. Боль, которую мы годами чувствовали в Сомали, сейчас стала ближе. Со стороны, возможно, казалось, что мы справляемся прекрасно. Однако в глубине души мы пребывали в отчаянии.

Мы стали думать о том, чтобы поехать в Америку, отдохнуть и увидеться с семьей. Но прежде был еще один звонок, он пришел с той стороны океана и разбил нам сердце. Звонили Рут: умерла ее мама. Еще одна смерть. И снова боль, как от распятия. Камень на наших печальных сердцах стал еще тяжелее от того, что мы не успевали вернуться в Америку к ее похоронам.

* * *

Я чувствовал, что перед возвращением в Америку должен в последний раз поехать в Могадишо и кое с кем попрощаться. Встречал меня Омар Азиз. Я собрал нескольких сотрудников, все еще продолжавших помогать пострадавшим. Они знали: вскоре все кончится.

Я поблагодарил их за то, что годами помогали нам поддерживать сомалийцев, и за то, что направили к нам Омара после смерти Тима. Сказал, сколь были мы удивлены, увидев его у порога, и как глубоко нас утешило и обрадовало его присутствие на похоронах.

А Омар, услышав мои слова, рассказал о своем путешествии в Кению.