Безумие на двоих

Мне, безусловно, нравилось проводить время исключительно наедине с Мирой, и сегодняшний вечер обещал быть именно таким, учитывая, что родители после устроенного для нас вчера вечера встречи, сегодня отправились по гостям, заметно привыкнув проводить свободное время в окружении своих сверстников. Но ещё я знал, как тепло сестра относится к Татьяне Львовне, а та в свою очередь горячо ценит дружбу с моей замечательной сестрой.

− Не то мы с Мирой совсем заскучаем. Ну же, поужинаете с нами? − проявил я ещё большую настойчивость.

Сметливая женщина с тусклыми голубыми глазами одарила меня вопрошающей улыбкой сильно сомневаясь в правдивости моих слов относительно скуки в компании Миры, нервный холодок прошёл по моей спине при мыслях об очевидности наших с сестрой отношений, но мысль эта, так же быстро покинула свой пост, как и появилась. Эта добрая старушка, стоящая сейчас напротив меня и обтирающая влажные руки об кухонное полотенце не могла подозревать моего ангела во грехе, пусть даже на мой счёт такой уверенности у неё и не возникало.

− Неудобно как-то, Владислав Сергеевич, − замялась тётя Таня, совсем потупив взор, как молоденькая девчушка (бесспорно, какой и она была когда-то), затем и вовсе опустила смущённый взгляд в пол.

− Возражения не принимаются, Татьяна Львовна, иначе сестра до завтрашнего дня будет на меня дуться, − я тепло улыбнулся домработнице через плечо, покидая её, чтобы присоединится к Мире в гостиной.

Встретив меня неизменной улыбкой на пороге гостиной, Мира потребовала от меня немедленного поцелуя, я удивился такой напористости с её стороны, не забывая о присутствии в доме посторонних глаз, отступил вглубь комнаты, чтобы исполнить желание любимой. А когда, наконец, мои губы приблизились к её сахарным устам (и никакого пафоса в моих словах, только лишь уменьшенная правда), она нагло ухмыльнулась, подтягиваясь ко мне на цыпочках и прошептав на ушко:

− Ночью, тебе придётся вымаливать моё прощение за свою патологическую ревность. − И я получил всего лишь недопоцелуй в щёку за одну шестнадцатую секунды до того, как Татьяна Львовна вошла в гостиную со своим фирменным яблочным пирогом.

Всё обошлось

ВЛАД.

Ожидание… Какое жестокое наказание можно придумать для мечущегося в неведении человека – ожидание. Терпение на исходе, глаза лихорадочно пытаются зацепиться за какой-нибудь предмет, чтобы сосредоточиться и забыться на несколько мучительных  мгновений –  невыносимого ожидания. Ничем не примечательный кабинет первоклассного кардиохирурга, письменный стол, рабочее кресло, кресла для посетителей, диван из белой кожи, неброский бар с алкогольными изысками для особо приближённого круга посетителей. Совершенно белоснежные стены, слишком пустых сейчас и не скрытых картинами сестры участков − их слишком много. Широкое окно, напрочь скрытое жалюзями, всё это недолго пользуется моим беспокойным вниманием. Взгляд снова мечется на стены – картины, много картин, красивых (с недавних пор стал разбираться в искусстве), и не очень, от банального натюрморта до совершенно потрясающего глаз сюжета, но всё-таки мой глаз нашёл долгожданный образ, на котором поспешил закончить своё путешествие. Эту картину Мира подарила Олегу около года назад, чистокровный карабаир с развевающейся  по ветру, дуновение которого определённо можно почувствовать кожей, если проследить за полётом этого скакуна, гривой, топот копыт, непременно услышанный наблюдателем этого шедевра. «Свобода» - сказала Мира, когда заметила, с каким восхищением я разглядывал эту картину, «Я хотела изобразить свободу», - и ведь ей это удалось, я всегда поражался, как точно она воспроизводит свои мысли при помощи своего дара. Как же талантлива моя девочка!

«Лишь бы всё обошлось», - мысли снова вернули меня к ней. Моё ожидание затянулось, а ведь рядом отец с Ниной Максимовной − безмолвные сопроводители моей тишины ожидания. Медсестра сказала, что Олег попросил подождать нас в кабинете, пока не закончится осмотр моей сестры. Она, как и прежде, тянула до последнего, скрывая от меня своё недомогание, и если бы я не вздумал зайти к ней в ванную сегодняшним утром, то скрывала бы до сих пор.  А ведь это было вчера − это маленькое недоразумение, которое было списано сестрой на мои шальные нервы и хроническую ревность. Глупец! Я послушался этого предателя Олега, поверил, что с Мирой действительно всё в порядке. А сегодня, вопреки всем их уверениям, я нахожу Миру на кафельном полу в ванной комнате в неестественной позе, без сознания, со слабым пульсом и почти бездыханную.  Я почти кричал от отчаяния и боли, боли, что могу её потерять.