Безумие на двоих

− Это хорошо? − спрашивает, голос его необыкновенно тих и непослушен, губы самовольно приспустили больничную робу с моего плеча и теперь пишут на моей холодной коже произнесенную фразу по буквам.

− Хорошо. А ты любишь детей?  − мой ответ получается в точности таким же, каким был его, несколько недель тому назад при моей первой и неудачной попытке открыть ему правду. Я невольно улыбаюсь, не переставая гладить его мягкие волосы, удивительно умиротворяющие меня, дарящие мне ощущение покоя.

− Не знаю, − с нами происходит тривиальная вещь, которая называется простым словом взаимопонимание. Я начинаю улыбаться шире и радостней на короткий сокровенный миг, переставая задумываться о туманности нашего будущего, о статистике рождаемости детей "близких" родственников с инвалидностью, и полностью отдаюсь моменту нашего общего счастья. Его губы все ещё пишут повторяющиеся ответы на моей оголенной коже, непрерывно покрывая ее мельчайшими мурашками, составляющими единую дрожь моей... нашей всепренадлежности Владу. − А ты?  − ещё три буквы выводят его губы, а я откровенно смеюсь этой игре фраз, уже заранее зная правильный ответ, хотя не пытаюсь нарушить правила игры и произношу совсем иные слова, просто потому что помню.

− Наверное, да, − только после этого ответа Влад подтягивается выше ко мне, несколько мгновений избегая со мной перекрещивающегося взгляда, но когда, утомив меня ожиданием долгих неоконченных секунд, он, наконец, смотрит в мои глаза, на самом деле заглядывая только в душу: он улыбается. Я вижу влажный блеск под его ресницами, вижу лихорадочное метание зрачков, и мои глаза не желают оставаться сухими, и мой взгляд не может сосредоточиться на какой-то одной частичке его, но наши губы гораздо разумнее нас самих, они встречаются на полпути наших незавершенных улыбок, наших не скатившихся вниз слез. Мы не целуемся, едва ли касаясь друг друга по-настоящему, но Влад уже пишет на моих дрожащих половинках − «Мы справимся». И я верю в это, верю в своего художника, избравшего мое тело − меня, своим полотном.

ВЛАД.

Обратный путь по больничному коридору по направлению в кабинет к главврачу кардиологической клиники Олегу Юрьевичу оказывается вдвое короче, чем этот же путь в направлении палаты сестры получасом ранее. Ощущения могут быть обманчивыми из-за разрозненных чувств.

Каждый шаг отзывается новым волнением в душе и самый шаг этот просто еще одно количественное числительное в копилку уже рассчитанных шагов. Сто двадцать три плюс один − добавляющий радости, сто двадцать четыре плюс один − расширяющий  губы в счастливой улыбке. И еще один, и еще, и еще...

Радость? Что ощущает мужчина, который узнает, что станет отцом? Мужчина. Он ощущает себя мужчиной. В точности как я, двигаясь по этому заколдованному коридору. Первобытный инстинкт царапает на груди фразу:

«У тебя будет сын».

А щемящее чувство нежности к любимой женщине в этой же самой груди отстукивает пульс словами:

«Твоя Мира подарит тебе дочь».

В меня  странным образом вмещается удивительный спектр эмоций от нейтрального красного окружающего мое минутное оцепенение до более тёплого к солнечным бликам фиолетового − такого же обжигающего, как и мой страх.

Во мне бурлит плохо контролируемая радость, вырывающаяся на волю нездоровой улыбкой, обнажающей зубы. Счастье от обычности накатывающего волнами счастья, простоты этой суровой откровенности моей судьбы.

Но более всего мои мысли занимает страх.

Страх. Страх. Страх. Страх...

***

Снег кажется мягким и робким, такими же кажутся и взгляды сестры, которые она бросает в мою сторону, с немного смущённой улыбкой и с присущей ей одной детской грациозностью   прижимая подбородок к  левому плечу.   Мы с Мирой одни в машине: движемся с безопасной для ребенка скоростью, а именно, дрожащая стрелка спидометра указывает на тридцать километров в час. Салон благоухает ароматом лавандового масла и листьев зеленого чая, по достоверным источникам, благотворно влияющими на развитие плода в первый триместр и Мира попадает в эту категорию: она на десятой неделе.

Привычное для нас безмолвие в единении происходит по простому сценарию: мы вместе наблюдаем за мимо проплывающим бессменным пейзажем успокоившейся своим полновластием зимы, навязчиво рисующей образы из картины Миры с опозданием на целый год. На  наших умиротворённых лицах блуждают одинаковые улыбки, рассеивающиеся  лучиками морщинок в уголках глаз.

Некая трагичная закономерность прослеживается в том, что мы с Мирой возвращаемся из больницы в канун Нового года, и это не первый раз. Я невесело усмехаюсь  своим мыслям.

Наверное утомленная, витающей в атмосфере недосказанностью Мира неожиданно оборачивается в мою сторону с лихорадочным блеском в глазах заговаривая о предпраздничных мелочах, по сути, не имеющих никакого значения.

− И когда мы пойдем выбирать подарки для всех? − на миг искренность в ее голосе сбивает меня с толку, и я чувствую досаду на себя, за то, что приходится разочаровать ее надежды.