Абсолютно все мы замерли после этого крика, ещё немного наблюдая за мелкой фигуркой, быстро отдаляющейся от нас, прошедшей через турникеты и ограждения, а потом и вовсе скрывшейся за металлическими дверьми.
***
Через неделю Мира позвонила, чтобы сообщить − выставка прошла на ура, а она… не вернётся.
Слишком много слов...
ВЛАД
Разрывная пуля прошла сквозь тонкую кожу, обтягивающую грудную клетку, застревая в пятом межреберье на сотую долю вечной секунды, а потом взрыв, там, глубоко внутри, и позднее осознание, что ей не хватило времени.
Больше ей не нужно его.
Родители принялись возмущаться и сетовать на дочь, тем не менее, терпеливо выслушивая её отговорки, похожие на ложь слова «по крайней мере, какое-то время», а я уже слетал вниз с заграничным паспортом и «на всякий случай» заготовленной визой. Это ведь были простые меры предосторожности, ничего больше.
Тётя Таня не из любопытства, но из мягкосердечия своего вслушивалась в ровный голос сестры, раздающийся из колонок по громкой связи с родителями. И только она бросила уже старческий, но от этого только ещё более тёплый взгляд в мои глаза, ещё медлившего в дверях гостиной, чтобы уловить больше голоса Миры в простреленное сердце, больше воздуха в лёгкие на износ.
Семь часов пятьдесят девять минут. Именно столько времени прошло с момента прослушивания безымянного голоса в трубке, известившего меня, что Мира остаётся в Берлине в тысяче шестистах восьми километрах от меня.
Ей нужно было расстояние?
Я нашёл ту гостиницу, в которой они остановились сразу, продиктовал таксисту адрес по памяти, хотя по-немецки не говорил и не понимал ни слова. Мужчина в служебной кепке и серо-голубой, отглаженной до безупречности рубашке доставил меня до Фридрихштрассе девяносто девять и распрощался со мной.
В «Евростарс Берлин» меня встретили радушно, администратором оказалась симпатичная девушка, бегло заговорившая со мной на немецком языке, но не производившая впечатление немки. Я улыбнулся ей самыми краешками губ и ответил на приличном английском. Состоялся обмен улыбками согласно этикету, и она поспешила проверить, действительно ли у них имеется запрашиваемая мной постоялица. Она не переставала улыбаться всё время, пока искала информацию в базе данных своего компьютера, а затем чтобы сменить выражение лица просто сделала свою улыбку ещё шире.
Она подтвердила, что Калнышева Мирослава Сергеевна на самом деле занимает двести шестой номер в их гостинице и спросила, доложить ли ей о том, что её ожидает гость в холле. Я сначала утвердительно покачал головой, а потом рывком остановил собирающуюся звонить в номер к сестре администраторшу.
«Не могла бы она сказать мне, на каком этаже находится номер сестры и тогда я смог бы устроить ей маленький сюрприз», − попросил я, уподобляясь "Хильде" (как гласил её синий бейдж) лукаво заулыбавшись.
Девушка поспешно поставила трубку на место и в изумлении раскрыла ярко накрашенные малиновые губы. Я спокойно замахал обеими ладонями, разуверяя её в своих побуждениях, и она тут же согласилась содействовать мне.
Номер сестрёнки располагался на последнем этаже этого высотного отеля и, добравшись до него на лифте в сопровождении портье, я отпустил парня, выдав ему незаслуженные чаевые. Медлить перед рифлёной дверью не было смысла, но оттягивать момент неизбежности, казалось было давно выученным уроком, а я просто повторял его в который раз.
Кулак ещё ненадолго завис в воздухе в том месте напротив двери, чуть ниже выгравированных цифр с номером комнаты, а затем сдвинулся вперёд и ударил, один раз, второй, третий…
Дверь открылась, и я встретился с карими глазами… мужчины… Макса?
Первым заговорил он, точнее удивился, увидев меня на пороге, и всё его изумление выразилось в двух словах, восклицательных, в моём имени:
− Владислав Сергеевич?!
Я отвернулся, словно бы оборачивался взглянуть за спину, упираясь взглядом в противоположную стену, но голос шёл не из-за моей спины, а за спиной Макса:
− Кто там? − просто и по-домашнему спрашивала Мира, теперь я улавливал и её осторожные шаги, и мелькающую фигуру в белоснежном махровом халате с широкими завязками.