Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем

Получив со временем возможность взглянуть на все прошедшее объективно, он может поразмышлять об изменениях, которые произошли с ним за последние годы. «Я верю, что трансгендерность существует», – говорит он. Огромное количество людей, которые сегодня движутся в этом направлении – вот одна из причин, которые приводят его к такому выводу. Но он говорит, что вся эта область не рассматривалась и не осмыслялась достаточно тщательно. И вся эта область основывается на поверхностных вещах, как он выражается, вроде вопросов «Так вам не нравится регби? Интересно». Когда он сказал психоаналитику в Манчестере, что не ладил с мальчиками в начальной школе, тот ответил: «Ага». То же самое он сказал в ответ на слова Джеймса о том, что в детстве тот порой наряжался в платье Покахонтас, принадлежавшее его сестре.

«Мне всегда казалось странным, что НСЗ не рассматривала более широкий спектр вариантов», – говорит он. И начиная с того момента, как он начал консультироваться со специалистами, он «ощущал себя как на конвейерной ленте». НСЗ была переполнена – в ее распоряжении были лишь два доктора в Великобритании, которые проводили операции по смене пола: один работал полный день, другой – на полставки. Но доктора всегда утверждали, что, в то время как примерно 3000 человек уже находились на лечении и еще 5000, по их словам, находились в списке ожидания в Великобритании, НСЗ активно обучала большее количество специалистов, чтобы они смогли справиться с числом заявок. Возможно, некоторые пациенты начнут колебаться, как Джеймс, когда конвейерная лента подвезет их к операции. Но даже тогда, как свидетельствует мешковатая одежда Джеймса, процесс совсем не пройдет бесследно.

Джеймс – гей, «очень гей», как он говорит о себе в драг-клубе. И он считает, что всегда был «немного хамелеоном в общении. Возможно, люди, с которыми я проводил время, возымели на меня воздействие». Но он также говорит: «Я не хочу быть одним из тех людей, кто говорит, что трансгендеры привлекут за собой появление еще большего числа трансгендеров». Это слишком похоже, по его мнению, на старую присказку о том, что гомосексуалы порождают большее количество гомосексуалов. «Но что-то в этом есть, – добавляет он. – Что-то вроде „Мой очень классный друг-транс“». Он сбит с толку в своем мнении, как и все вокруг, о том, чем является и чем не является трансгендерность. «Во всяком случае, нам нужно просто знать больше», – говорит он. К примеру, почему количество самоубийств одинаково как для трансгендерных людей, не перенесших операцию, так и для тех, кто через нее прошел? «Мы движемся слишком быстро, – говорит он. – Это как рефлекс. Мы страшно боимся оказаться на неверной стороне истории». Но он знает, что все могло быть хуже. Оглядываясь в прошлое на то, как близок он был к операции, Джеймс размышляет: «Страшно подумать, в каком положении я оказался бы сейчас. Я не знаю, был ли бы я здесь сейчас».

Когда я слушаю историю Джеймса, похожую на множество других, мне среди прочего бросается в глаза одна вещь: то, как многое мы притворяемся, будто знаем, но как мало мы знаем на самом деле. Как часто мы, похоже, находим решения для вопросов, на которые мы еще не ответили. Но еще одна вещь, которая выделяется, это то, как проблема трансгендерности продолжает вторгаться во многие другие спорные вопросы нашего времени.

Борцы за права гомосексуалов годами утверждали, что любой человек может быть гомосексуален и что историческое представление о том, что гомосексуалы – это женственные мужчины и мужественные женщины, не только устарело и является невежественным, но и предвзято и гомофобно. А затем появляется другое требование о правах, которое является настолько близким к нему, что даже стоит рядом с «геями» в аббревиатуре ЛГБТ. Но оно предполагает нечто значительно более разрушительное, чем идея о том, что некоторые поведенческие характеристики типичны для гомосексуальных людей. Идея трансгендерности предполагает, что женственные мужчины или мужчины, которые не любят «правильные» виды спорта, не просто являются геями, но и теоретически живут в «неправильных» телах и фактически являются женщинами внутри себя – и наоборот. Учитывая количество коннотаций, удивительно, что такое малое количество геев и лесбиянок протестовало против заявлений, укорененных в транс-движении. Гей-сообщества в целом согласились с тем, что права трансгендеров существуют в рамках их «орбиты», занимая часть того же континуума и той же аббревиатуры. Однако многие заявления, которые делаются трансгендерными людьми, не просто идут вразрез с убеждениями гей-движения: они глубоко подрывают их. «Некоторые люди гомосексуальны. Или, возможно, трансгендерны. Или наоборот. Смиритесь».

Но трансгендерность идет вразрез не только с гомосексуальностью. Вместо того, снимать напряжение, о которых говорят сторонники теории интерсекциональности, трансгендерные люди создают целое нагромождение логических противоречий.