Безумия любви (СИ)

В другое время Гай был бы доволен, что хваленая невозмутимость Гуда дала трещину, а с ненавистного лица исчезла насмешливая улыбка. Но сейчас у него самого земля уходила из-под ног. “Ледышка”, — так его часто называли. Женщины произносили это с обидой, соратники и завистники — с восхищением. Он давно научился подавлять взрывной характер. Тот, кто неспособен держать эмоции в узде — слаб духом и не сможет подняться высоко. А Гай был на вершине, дальше которой уже только корона. Он ухаживал за Мэриан, одерживал в её честь победы на турнирах, надевал ее цвета на пирах, оказывал ей знаки внимания. Этот брак был выгоден обоим. Трезвый расчет и умасленная гордость, приправленные каплей чувства — леди Фитцуолтер была красива, а красоту Гай ценил. Но вот появляется этот саксонский пес… И все катится в преисподнюю. Один взгляд. Одно прикосновение. Один, будь он тысячу раз проклят вместе с Локсли, греховный поцелуй… Отстраненность и сдержанность, которые стали второй натурой, вплавились под кожу невидимой несокрушимой броней, разлетелись вдребезги.

— Ну так найди, наконец, и угомонись, — Гай прижался пылающим лбом к ледяным камням. Хотелось до жути, до боли очертя голову броситься в неукротимое пламя, именуемое Робином Гудом, позволить ему спалить себя. Что угодно, только не вечный вымораживающий изнутри холод!

Видимо, этот безмолвный вопль не остался неуслышанным. Он опомниться не успел, как его схватили за плечи, развернули. Твердые обветренные губы впились в рот, и Гая затрясло как в лихорадке. Остановиться было выше его сил, но он вынудил себя поднять руки и отшвырнуть Гуда к парапету.

— В лесу ты отвечал иначе, — сказал тот, потирая ушибленный локоть и хмуро глядя на рыцаря. — И готов поклясться, что не я один желал этого.

— Это грех, — Гай, задыхаясь от ярости и отчаяния, отступил под замшелый свод. — И мне стоит лишь крикнуть. Один крик — и тебе конец!

— Тогда кричи, — Робин метнулся вперед стремительно, как в бою, если не быстрее, и буквально впечатал его в стену. — Пока можешь.

Гай, ошалевший от такого напора и почти животной страсти, утратил остатки здравого смысла. Рассудок капитулировал перед зовом сердца и влечением тела.

Жестокие, до прокушенных губ, поцелуи в клочья рвут душу, жадные объятия выдавливают последние капли воли. И вот уже Гай из Гисборна, отважный рыцарь и верный вассал короны, стонет и извивается под бесстыжими ласками лесного бродяги.

— Сэр Гай!

Раздавшийся за дверью голос заставил их замереть. Гай дернулся было в сторону, но Робин не позволил, просунув колено ему между бедер, и только после этого оторвался от искусанных губ.

— Я вернусь, Гай. И клянусь своей бессмертной душой, не будет никакой Мэриан… — Робин слегка сдвинул колено, провел рукой по тонкой ткани шоссов, сжал напрягшееся естество. Гай задохнулся и закусил рукав камизы, той самой, которую Гуд столь великодушно оставил ему в лесу. — И никаких преград для меня.

Снова поцелуй, будто адова метка. Гай сам обхватил Робина за шею, кидаясь в это безумие, как в омут. А потом разбойник исчез, словно растворился среди арок, теней и промозглых переходов.

Гай дрожащими руками расправил одежду, затянул шнуровку рубахи. Его бил озноб, такой сильный, что зуб на зуб не попадал. Но более всего тревожило то, что неудовлетворенное желание было невозможно скрыть. Почему он сразу не надел котту? Теперь придется пробираться в спальню обходными путями. Проклятье!

— Сэр Гай! — снова голос стражника, чтоб его черти забрали в преисподнюю.

Гисборн в изнеможении сполз по стене, пытаясь загасить бушующий в теле огонь. Вдохнуть, выдохнуть. Господь милосердный, за что?! За что всё это?..

Гай вошел в зал и с невозмутимым видом проследовал на свое место. Котта благополучно скрывала возбуждение, а по припухшим губам он небрежно похлопывал перчаткой, притворяясь, будто зевает. Шериф что-то говорил принцу Джону, который нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику. И того, и другого рыцарь предпочел бы сейчас увидеть там же, где злосчастного стражника.

— Вы изволили посылать за мной, ваше высочество? — обычное холодное высокомерие сейчас давалось ему ценой неимоверных усилий. — Прошу меня простить, я задремал.

— Да, сэр Гай, — принц Джон махнул рукой и откинулся на спинку кресла. — Расскажите-ка мне еще раз, что произошло в Шервуде и как вы намерены исправлять свои промахи.