Безумная из Шайо

Констанс(делая вид, что впускает воображаемую собачку). Входи, Дики, и перестань лаять. От тебя оглохнуть можно. Ты увидишь самое длинное боа и самого красивого мужчину в Париже.

Орели. Дело совсем не в моем боа, Констанс, и не в бедняге Адольфе. Речь идет обо всем свете. Садитесь и слушайте.

Констанс. О каком свете? О большом свете? Или полусвете?

Орели. Не шути. Дело очень серьезное. Обо всем мире. Мы вчетвером должны принять решение, которое может изменить его, превратить его в рай.

Констанс. Неужели нельзя было подождать до завтра? Я мыла свои туфли. Перестань, Дики!

Орели. Время не терпит. Я все объясню вам, когда придет Жозефина. А пока попьем чаю.

Габриэль. Я нашла Жозефину на обычной ее скамейке, на Елисейских полях. Ее невозможно сдвинуть с места: бедняжка ждет выхода Карно.

Орели. Очень жаль. Голова у нее отличная.

Констанс. Ладно, мы тебя слушаем. Ты хочешь на коленки к тете Орели, Дики? Прыгай.

Орели. Констанс, дорогая, мы очень любим и тебя и Дики, но положение слишком серьезно, чтобы ребячиться.

Констанс. Ребячиться? На что ты намекаешь?

Орели. Я говорю о Дики. Ты знаешь, здесь ему всегда рады. Мы принимаем его и обращаемся с ним не хуже, чем если бы он был еще жив. Он – воспоминание, принявшее в твоем мозгу совершенно особую форму. Мы с этим считаемся. Но не усаживай его ко мне на колени, когда мне надо говорить с вами о конце света. Его подстилка все еще под шкафом. Пусть идет туда… А теперь слушайте.

Констанс. Значит, ты тоже до этого дошла, Орели? Так же как мой швейцар и нотариус?

Орели. До чего же он дошел, твой нотариус?

Констанс. До того же, до чего и ты: из-за Дики он назвал меня помешанной. Мне пришлось принести чучело Дики, чтобы заткнуть ему рот и доказать, что песик существует. А ты еще говоришь о спасении мира! Мира, где каждое существо, мертвое или живое, вынуждено для утверждения своего бытия представлять мерзкое доказательство в виде своего тела? Такой мир незачем спасать.

Орели. Не надо громких слов! Ты не хуже меня знаешь, что бедняжка Дики для нас только условность, хотя и трогательная. К тому же ты сама делаешь его невыносимым. Когда ты в прошлом месяце ездила к племяннице и поручила его мне, мы с ним прекрасно обо всем договорились. Когда тебя нет, это просто образцовый пес. Не лает. Не ест. При тебе только о нем и слышишь. Ни за что на свете не возьму его к себе на колени.

Габриэль. А вот я готова взять его, Орели. У меня он всегда такой чистенький.

Констанс. Не разыгрывайте умиления, Габриэль. Вы чересчур любезны, чтобы быть вполне искренной. Бывают дни, когда я делаю вид, будто взяла Дики с собой, хотя на самом деле он дома. А вы целуете и ласкаете его, словно он и впрямь здесь.

Габриэль. Я обожаю животных.

Констанс. Вы не должны ласкать Дики, когда его здесь нет. Это нехорошо.

Орели. Но Габриэль имеет право…

Констанс. О, у Габриэль на все права! Вот уже две недели, как она имеет право делать вид, что приводит в наше общество какого-то гостя, которого даже не назвала по имени и который несомненно существует лишь в ее воображении.

Орели. Если ты считаешь, что это не форма существования…

Габриэль. Да не привожу я его, Констанс! Он сам приходит. Наверное, мы ему нравимся.

Констанс. Почему, когда вам кажется, что он входит в комнату, вы не предупреждаете нас, кашлянув или подав какой-нибудь другой знак? Я же предупреждаю вас насчет Дики, а ведь он к тому же лает.

Орели. Но ты же понимаешь, что это у нее иллюзия. Чего тебе еще надо? Замолчи. Я начинаю.

Констанс. Конечно, иллюзия. Но чувствовать, что за тобой наблюдает чья-то иллюзия, тоже достаточно невыносимо, особенно когда тебе неизвестен ни возраст ее, ни пол. Может быть, это ребенок. А я употребляю резкие выражения.

Габриэль. Это не ребенок.

Констанс. Слава богу! Вы его видите сейчас, Габриэль?

Орели. Дадите вы мне говорить? Или у нас получится как на том совещании, когда надо было решать, делать ли уколы кошке Жозефины, и когда, несмотря на все наши усилия, нам даже не удалось затронуть этот вопрос.

Констанс. Так затронем его сейчас. Моя позиция совершенно ясна. Я не дам тебя колоть, мой маленький!

Орели. Ну вот, теперь она плачет. Ну прямо исчадие ада! Из-за нее все сорвется. Перестань реветь. Ладно, я возьму его на колени.

Констанс. Нет, он к тебе и сам не пойдет. Если я – исчадие ада, то ты – воплощенная жестокость! Можно подумать, что я не знаю правды насчет Дики! Ты думаешь, я бы не предпочла, чтобы он был живой и юлил вокруг меня? У тебя есть Адольф, у Габриэль – её птицы. А у меня никого, кроме Дики. Неужели, ты думаешь, я стала бы разыгрывать идиотку, если бы представлять его себе здесь, среди нас, не было необходимым условием для того, чтобы он и впрямь иногда появлялся по-настоящему? В следующий раз я уже не возьму его с собой.