Безумная из Шайо

Орели. Не закатывай сцен! Поди сюда, Дики. Сейчас Ирма с тобой погуляет…

Констанс. Нет, нет! Все это ни к чему. Впрочем, я вовсе не приводила его. Так вам и надо.

Орели. Как хочешь. Но не уходите, Ирма, покараульте у двери.

Констанс. Покараулить у двери? Ты меня пугаешь? Что происходит?

Орели. Ты бы уже знала это, если бы дала мне произнести хоть слово. Дорогие мои подружки, сегодня утром, точнее, в полдень…

Констанс. Это же просто увлекательно!

Орели. Помолчи… Сегодня утром, точнее, в двенадцать, благодаря одному молодому утопленнику… Да, пока не забыла! Ты говорила, что знаешь «Прекрасную полячку»?

Констанс. Знаю, Орели.

Орели. Всю?

Констанс. Всю, Орели.

Орели. И могла бы спеть ее хоть сейчас?

Констанс. Да, Орели, но, по-моему, сейчас ты сама уводишь нас в сторону от дела.

Орели. Ты права. Давайте же к делу. Сегодня утром мне стало известно об ужасном заговоре. Шайка бандитов намерена уничтожить Шайо.

Констанс. Всего-навсего? Переселяйся в Пасси. Я всегда удивлялась, почему ты живешь в Шайо. В этом квартале Парижа по вечерам больше всего летучих мышей.

Габриэль. Или в Сен-Сюльпис, Орели. Сейчас в бассейне Фонтана Епископов полным-полно певчих жаб. Это прелестно.

Орели. Но на вас надвигается та же угроза, что и на меня, дурочки несчастные! Обречены и Сен-Сюльпис и Пасси. Вы рискуете быть немедленно выселены и блуждать по Парижу без пристанища, как две старые совы.

Констанс. Почему две? К себе ты это сравнение не относишь?

Орели. Ладно, как три, если тебе так уж хочется.

Констанс. Люблю, когда ты вежлива.

Габриэль. Не понимаю, Орели, зачем людям уничтожать Сен-Сюльпис, когда они сами же его построили?

Орели. Вы слепы и глухи, Габриэль, раз не понимаете, что эти люди, повсюду изображающие себя созидателями, в тайне посвятили себя делу разрушения. Их новейшие здания на самом деле манекены развалин. Возьмите наших муниципальных советников и нанимаемых ими подрядчиков. Все, что они строят как каменщики, они же сами разрушают в качестве вольных каменщиков, франкмасонов. Они строят набережные, разрушая берега, – поглядите на Сену. Строят города, уничтожая деревни, – посмотрите на Пре-о-Клер. Строят Дворец Шайо, разрушая Трокадеро. Они говорят, что сбивают с дома старую штукатурку. На самом деле ничего подобного: я наблюдала их работу вблизи. Своими шаберами и скребками они снимают по меньшей мере несколько миллиметров с самой кладки. Космическое пространство снашивается от их телескопов, время – от их часов. Человечество занимается тем, что сносит все существующее. Я говорю о той части рода человеческого, которую составляют самцы.

Габриэль. Орели!

Констанс. Зачем это слово? Ты же знаешь, Габриэль его не выносит.

Орели. Объясни ей, что это значит.

Констанс. Не стану же я в самом деле рассказывать о своей брачной ночи Габриэль. Она – девица.

Орели. Она знает обо всем этом не хуже тебя. У нее есть канарейки – и самцы и самочки.

Габриэль. Я нахожу, что вы очень несправедливы к мужчинам, Орели. Они великодушны, прекрасны, честны. Я не захотела выйти замуж, но все мои приятельницы говорили, что именно мужчины олицетворяют в семье и нежность и благородство. Муж Берты Карассю владеет даже художественной штопкой.

Орели. Бедняжка моя! До сегодняшнего утра я сама думала так же, но мусорщик открыл мне глаза. Мужчины просто-напросто превращаются в жадных животных. У них уже больше нет сил притворяться. Прежде самый голодный дольше всего не принимался за свою порцию супа за столом. Тот, кому больше всего хотелось в уборную, изображал на лице самую безмятежную улыбку… Простите, Габриэль! Когда я была девушкой, мы с подругами забавлялись тем, что нарочно задерживали их и часами заставляли улыбаться. Теперь они вваливаются в ресторан с жестами людоедов. В мясных они похожи на хищных зверей. В молочных готовы сосать, как грудные младенцы. В зеленных – похожи на кроликов. Они ведут себя так, словно мало-помалу превращаются в животных. Раньше они почтительно брали вас за руку, теперь протягивают лапу.

Констанс. Неужели тебе было бы так противно, если бы мужчины превратились в животных? Я бы, например, была в восторге.

Орели. Так тебя и вижу. Прелестная получилась бы крольчиха!

Констанс. Почему крольчиха? Я бы осталась такой, как есть.

Габриэль. Но ведь мужчины и женщины одной породы, Констанс. Мы изменились бы вместе с ними.

Констанс. А какой в этом был бы смысл? Будь мы молоды, – ну куда ни шло. Воспроизведение рода… Еще раз простите, Габриэль! Но передо мной все же будущее старой женщины, а вовсе не старой крольчихи. К тому же не понимаю, почему мой муж, будь он еще жив, должен был бы превратиться в кролика.

Орели. А ты помнишь, какие у него были резцы? Прямо-таки вылезали наружу.

Констанс. Ты отлично знаешь, что я совершенно не помню Октава. Не стоит об этом говорить.

Орели. Не помнишь даже, как он грыз сельдерей?