Безумная неделя, или Майские хлопоты

С чувством невероятного облегчения я спешу к новообретенному отцу, буквально падаю в его объятия, и мы начинаем медленно раскачиваться под музыку. Виктор Петрович нежно мне улыбается, я смотрю на него с блаженством во взоре, гости одобрительными кивками приветствуют семейную идиллию.

Мамочки родные, чуть не вляпалась! Возгордилась, расслабилась – и вот вам результат. Все, больше ни капли, пока отсюда не выберусь! Хоть бы скорее внесли этот торт! Надеюсь, это случиться сразу после нашего танца…

Вдруг Виктор Петрович неловким движением наступает мне на ногу и замирает, даже не извинившись. Проследив его взгляд, я обнаруживаю нового гостя, пробирающегося от дверей к танцполу.

«Отставной актер погорелого театра» – почему-то именно это выражение моментально приходит мне на ум при виде слегка потрепанного мужчины с трагической маской на обрюзгшем лице. Гости начинают оглядываться, но мне кажется, что новоприбывший персонаж вызывает у них лишь недоумение. У всех, кроме Ларисы Максимовны и Аделаиды Марковны. У этих двоих реакция крайне выразительная, хоть и совершенно разная. Если Лариса Максимовна искривила рот и закатила глаза к потолку, то Аделаида Марковна, напротив, прижимает руки к сердцу и с растроганным видом шепчет какие-то слова.

Не этого ли типа всю свадьбу ждала бабушка? Похоже на то. Судя по всему, это кто-то из семьи, а значит, я должна его с легкостью узнать. Только я не узнаю, хоть убейте. И как же мне выкручиваться? Сделать вид, что от волнения и счастья не могу двух слов связать? Мамочки мои…

Черт, и у Майи никакой возможности подобраться ближе ко мне. Я вижу, что она уже нацелила телефон на незнакомца и, может быть, вскоре получит от Эли идентификацию его личности, но мне то как об этом узнать?

Тут с некоторым опозданием я соображаю, что могу рассчитывать на помощь самого Виктора Петровича, и поворачиваюсь к нему в надежде на инструктаж.

– Виктор Петрович, кто это? – шепчу я, стараясь не шевелить губами.

Увы и ах. Соляной столп, в который обратился Элин папа, на внешние раздражители реагировать не собирается. А гость уже в паре шагов от танцпола…

– Здравствуй, Виктор! – изрекает незнакомец, предварительно приняв картинную позу. – Элечка! Мои поздравления! К сожалению, я не получил приглашения…

Явственный укор в голосе трагика живительно действует на Виктора Петровича. Встрепенувшись, он язвительно произносит:

– Ох, прости Эдуард, это моя вина! Конечно, мне следовало дать объявление бегущей строкой. Вот только не смог определиться, в телекомпании каких городов иди даже стран я должен был обратиться с подобным заказом!

– Удобная позиция, – скорбно кивает головой незваный гость. – Но ведь Элечка всегда была моей любимой племянницей!

Есть! Значит, это Элин дядюшка! Вот только какой, родной или двоюродный? И как я к нему должна обращаться: по имени-отчеству или просто «дядя Эдик»?

– Я понимаю, Виктор, – продолжает между тем Эдуард, – Тебе такой родственник ни к чему. И не удивлюсь, если девочка ничего обо мне не знает…

Да, дядя, ты себе даже не представляешь, насколько верно оцениваешь ситуацию! Только…

Простите, но я не улавливаю. Если он имеет в виду Элю, то как можно быть любимой племянницей своего дядюшки и одновременно ничего об этом дядюшке не знать?

А ведь Эля что-то подобное упоминала…

Между тем Виктор Петрович медленно набирает полную грудь воздуха, очевидно намереваясь пространно высказать все, что он думает, но в последний момент берет себя в руки.

– Не здесь и не сейчас, – тихонько говорит он себе под нос и раскрывает объятия:

– Забудем прошлое, Эдуард! С возвращением!

– Виктор! – восклицает дядюшка и падает Элиному папе на грудь. Рядом возникает фотограф и берется за дело. Я оказываюсь немедленно вовлеченной в семейный круг и получаю порцию поцелуев и поздравлений.

Щедро воздав должное виновнице торжества, дядя оставляет меня в покое и простирает руки к Аделаиде Марковне.

– Мама! – с полурыданием произносит он.

Ага, значит, родной дядюшка!

Больше я ничего подумать не успеваю, так как Виктор Петрович хватает меня за руку и энергично тянет в сторону. Не успев опомниться, я вскоре обнаруживаю себя в странном маленьком помещении. Быстро выясняется, что это, к счастью, не мужской туалет, как мне мерещится поначалу, а всего лишь комната для курения.

– Это просто уму непостижимо! – вопит Виктор Петрович, воздевая руки к небу – манеры братца, видимо, оказались заразными.

Папуля принимается бегать из угла в угол, изрыгая невнятные проклятия, а я тихонько присаживаюсь на диванчик поближе к вытяжке. Мне страшно хочется удрать куда подальше, но в то же время я понимаю, что мой долг – как можно скорее разобраться в происходящем. К сожалению, для этого требуется набраться терпения и переждать, пока у Элиного папы иссякнет запас громов и молний.

– Явился… как снег на голову… пропадал… решил осчастливить… не иначе, как снова на мели… – постепенно речь Виктора Петровича становится более связной, и я обращаюсь в слух.