Безумная тоска

– Нет, Генри. Время не сыграет нам на руку. Я буду лишь больше злиться. Давай разойдемся, пока наши отношения не стали токсичными.

– А разве вот это все не токсично?

– О нет. Ничего подобного.

Что посеешь, и так далее: потом она узнала, что Андре поебывает не одну, а сразу двух работающих в ресторане официанток. Часто после закрытия.

– О боже, – сказала она. – А потом ты приходишь ко мне и ложишься в мою постель.

– Нет, нет. – Он вскинул руки, как два миниатюрных щита, блокирующие ее слова. – В другие дни. Не в тот же самый.

Что такого особенного было в некоторых мужчинах? Он был не так уж хорош собой. И все же женщины падали перед ними на колени, словно от них исходил какой-то звериный запах. Он не имел никаких сомнений, никаких дурных предчувствий, просто хотел тебя трахнуть. Это читалось в его глазах. Он не смотрел на тебя как на кусок мяса. Он смотрел на тебя, и в его взгляде было желание.

То, что ее фирма была воплощенным злом, отрицать было невозможно. Ей понадобился всего месяц, чтобы полностью это прочувствовать, хотя она и так сразу все поняла. Три четверти всех дел они вели с «Морган Стэнли», это было первой явной уликой. В самом деле, в ВТЦ их офис находился на этаже под группой банковского регулирования «Морган». Для входа на этаж «Морган» и ей, и ее команде достаточно было просто провести пропуск через считыватель. Ее фирма оказывала поддержку моргановскому отделу контроля корпоративного регулирования. Формально это было их обязанностью. Выполнять условия «Морган». В начале карьеры, в совершенно ином контексте, представляя интересы одного лица в деле комиссии по вопросу равных возможностей занятости, она побывала в офисе «Морган», в мидтауне, и, когда закончилась встреча с кадровиками и корпоративным советом, зашла в лифт, а с ней какой-то наглый партнер с четырьмя подхалимами. Двери закрылись, пару секунд стояла тишина, и он недовольно процедил: «Я плачу этим чертовым юристам не для того, чтобы они мне говорили, что я чего-то не могу сделать. Я им плачу, чтобы они нашли способ, как это сделать».

Она стояла сбоку и чуть позади, присмотрелась к нему: он ее не замечал. И скорее всего не заметил бы даже лицом к лицу. Ростом он был ниже всех своих лакеев. Волосы цвета бледного шифера. На лице перманентное выражение презрения ко всему и всем вокруг, словно высеченное скульптором. Люди подобного рода были знакомы ей, как рак знаком онкологу: она не знала истинной причины, но могла оценить распространенность, эффекты, знала, что это неизлечимо, что он неизлечим. В тот же самый миг ей открылась суть компании – тоже неизлечимой. В компании даже не знали, что все глубоко больны. Ей необходимо было двигаться, необходимо было подпитывать себя, и вот чем она занималась, и чем больше росла, чем больше чужого бизнеса поглощала на своем пути, тем больше ей требовалось движения, тем прожорливей она становилась, и к середине 1999 года, когда она согласовала контракт о присоединении дочерней фирмы внизу для контроля корпоративного регулирования, компания ползала в мрачных безднах, пожирая всяческую дрянь; контроль регулирования был ложкой горчицы, которой приправили все это поглощаемое дерьмо, каплей в море. Важны были только деньги. Некоторое их количество можно было получить, просто сплясав и повязав узел на галстуке так, чтобы одобрили в правительстве. Добывать их было уделом маленьких людей. Таких, как она, и ей к концу года должны были заплатить триста двенадцать тысяч плюс премиальные. Что ты будешь делать со всеми своими деньгами, Джон?

24