Читаем Безумная тоска полностью

Безумная тоска

Каково это – наблюдать, как твой сын движется так искусно, плавно, знакомо, и ты видишь, как он отражается в том, что делает, – весь, как он есть. Этот старомодный бросок – вполне в духе Нейта. Недавно он расспрашивал Джорджа о жилетках, кармашках для часов и гетрах. Что же он чувствовал, глядя на сына? Это было принято называть гордостью, но вместе с тем это было чем-то большим. Похожим на сентиментальный рекламный ролик, где улыбались дети из страны третьего мира и в замедленной съемке расцветал цветок, пока над головой проносились облака, только ребенок был его сыном, а цветок… что означал цветок? Его самость, его личность, его жизнь, любовь к сыну, существование на этой планете, неверные шаги новорожденного теленка, только что вставшего на ноги, – чем было это чувство завершенности, самореализации, когда ты видел, как торжествует твой сын, расцветает, как живет в этом мире по своим собственным правилам, против него или заодно с ним, что же он чувствовал? Горе подтачивало его силы, и повсюду была боль ужасной утраты. Вот почему мухи-однодневки погибали после спаривания, после того как откладывали яйца. Они исполнили свое предназначение. У человеческих детей не было куколок, в которых можно было лежать и расти среди камней. Их нужно было защищать, быть с ними рядом. Родители привыкали к этой роли, и в их программе отсутствовало понимание того, что когда-то, очень рано, всему придет конец. Но однажды ты это понимал. Их будущее было туманным, но власти над ними у тебя становилось не больше, чем над поездами, которые никогда не приходили вовремя. Так в чем же был смысл всех этих лет?

Да. Вот в чем вопрос. В чем смысл всего этого? Именно тогда он ощутил всю полноту своего одиночества.

Джордж увлекся золотым сечением. Он без конца донимал Нейта расспросами, и, как тот неустанно повторял, вопросы эти не имели никакого отношения к математике и были совершенно бессмысленными.

– Ладно, допустим, вот линия АС. Ставим на этой линии точку B таким образом, что АС равно отношению AB к более короткой линии BC.

– Верно, – сказал Нейт. – Есть множество способов это объяснить. Например, при помощи прямоугольников. Или представить как сумму единицы и квадратного корня из пяти, деленную на два.

– Для меня это что-то совершенно непонятное. В любом случае и там, и там это отношение выражается числом фи, или одной целой шестьдесят одной сотой.

– Нет, – возразил Нейт. – Единица, запятая, шесть, единица, восемь, ноль, три, три, девять, восемь. Хотя бы до восьмерки. Одна целая шестьсот восемнадцать тысячных.

– Значит, ты знаешь, что такое последовательность Фибоначчи?

– Ага. Сумма двух единиц равняется двум, сумма двух и единицы – трем, трех и двух – пяти, пяти и трех – восьми, дальше тринадцать, двадцать один, тридцать четыре, пятьдесят пять, вот так. Сумма каждого числа и предыдущего равняется следующему.

– Обалдеть можно, – сказал Джордж.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь.

– В нашей школе не так хорошо преподавали математику.

– Нет, ты не это хотел сказать. Ты хотел сказать, что когда ты доберешься до пятидесяти пяти, восьмидесяти девяти и ста сорока четырех и поделишь большее число на предыдущее, получится одна целая шестьсот восемнадцать тысячных.

– Как такое вообще возможно? – спросил Джордж.

– А вот так.

– Бог бы ответил так же: я тот, кто есть.

– Нет, просто это математически доказанный факт, вот и все.

– Нет-нет-нет. Это затрагивает саму бесконечность. Последовательность Фибоначчи уходит в бесконечность, элементы раскручиваются по спирали, как тигры в «Маленьком Черном Самбо»[139].

– Да, и пропорция продолжается ad infinitum[140].

Нейт произнес это совсем как в школе, растягивая гласные, и Джордж ощутил гордость, смешанную с разочарованием, парадоксальное чувство, часто испытываемое родителями.

– Что за «Маленький Черный Самбо»? – спросил Нейт.

– Неважно. Забудь, что я его упоминал. Считай, что бумер оговорился.

Разумеется, Нейт сразу загуглил это.

– Поверить не могу, что вам рассказывали такие сказки.

– И это лишь одна из множества детских травм.

На каникулы Нейт уехал в Вашингтон к Марине. Она позвонила Джорджу.

– Ты как? – спросила она, скорее с утвердительной интонацией, чем с вопросительной.

– Нормально.

– Не думаю. Нейт говорит, ты похож на привидение.

– Передай ему спасибо, как увидишь.

– А откуда ты знаешь, что его нет дома?

– Чувствую, что в проводах не хватает определенных вибраций. Эффект Нейта. Так где он?