Безумная тоска

Но то, что случилось сейчас… Все это. Эта атака и война с призраками, неизбежно следовавшая за ней, лишали смысла весь этот мир. Обнажали всю его гниль, паутину, пустоты, над которыми они двадцать лет бродили по хлипкому, наспех сооруженному дощатому настилу, не подавая вида, что под их ногами все разваливается. Теперь «Секс в большом городе» был похож не на плод попранной нравственности, а на бред сумасшедшего. Спустя неделю после теракта в «Нью-Йоркере» вышла заметка Сьюзен Зонтаг: всеобщая реакция, сродни необходимой вере, выразившаяся в словах «все террористы трусы, а мы невиновны», была бредовой, антиисторической, невежественной. Она высказалась кратко, вполне безобидно и весьма логично, но, к вящему удивлению Джорджа, каждый благожелательный либерал от штата Мэн до Вашингтона, от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса полил ее грязью. В общем, всем было все равно (всем, кроме нее, ведь увидев, как тает масло на ее хлебе, она отреклась от своих слов) – какая разница, что написала в «Нью-Йоркере» какая-то женщина, наполовину европейка, если эти слова не нашли отклика в красных штатах[138], красных, как кровь, как мясо, как лицо белого гипертоника перед инфарктом, штатах, у которых сейчас был перевес. И годы спустя страна продолжит воевать, воевать и снова воевать – Джордж полагал, что каждый разумный человек понимает это. Какого хуя нам дался этот Афганистан, где никто ничего не смог добиться? Зачем воевать против горцев? Или Ирак, или Иран? На торговле оружием делались состояния. Чертова прорва денег – миллиарды – бесследно исчезала за пределами США. Плюс военные ведомства. Война продолжалась, потому что если бы Штаты смогли уничтожить как можно больше тех, кто их ненавидел, то все остальные полюбили бы их, и вся страна волшебным образом бы преобразилась, став такой же, как в те времена, когда мир не презирал ее и не насмехался над ней. Искупление грехов путем бомбардировок и политических убийств.

Настала наша очередь смотреть на дымящиеся развалины.

28

Нет, красота не покинула эту землю – это была неправда, Джордж мог убедиться в этом собственными глазами. Эта осень была самой чарующей из всех, что ему доводилось видеть за всю свою жизнь, бальзамом для его израненной души. Все было так, словно что-то покинуло его самого. Он лишился чего-то. Ослаб не только духом, но и телом. Терял связь с собственным телом, будучи существом из плоти и крови. Терял надежду на будущее в своем теле, в этом инструменте, черпавшем силы, удовольствие и смысл бытия в этом мире. Перестал быть действующим веществом. Бессмысленно. Все утратило смысл. И ему было больно. Горе причиняет тебе настоящую боль, слабую, но иногда внезапно вспыхивающую, как вулкан. Каждый новый день проходил спокойно, и он устало занимался своими привычными делами без особой веры в то, что делал. Яркость впечатлений угасала. Внутри была пустота. Красота больше не была красотой в полной мере. Красота равнялась красоте, от которой отняли неизвестное. На 0,71322 она оставалась собой, а все остальное было темно-серым. Постепенно уменьшалось ее воздействие, оказываемый ею эффект. Сам он как будто бы прибавил в весе. Но он упражнялся каждый день: свободные веса, собственный вес, три-четыре мили на беговой дорожке. По-прежнему оставался крепким белым мужчиной, но стал несчастным. Это не было депрессией, уже знакомой ему по тем временам, когда ему было за двадцать. Это было камнем внутри. Ветер гнал бумагу по улицам. Он смотрел на нее и, закрывая глаза, видел ее снова и снова, видел перед сном: пыль и опавшие листья взметались вихрем, и бумага носилась в воздухе, словно нечестивая белая птица. Кофейни «Браун и Ко» отстояли друг от друга всего на несколько кварталов, но когда ему хотелось выпить кофе, поблизости часто не было ни одной, и ему приходилось заказывать такси, если не было свободных десяти минут, чтобы пройтись пешком. Как так может быть, ведь раньше так не было? Мы что, закрываем магазины? Или я оказываюсь не в том районе? Нет. Тогда его одолевала злость, он был вне себя от злобы. Ему хотелось врезать по стеклу арабской пекарни на углу 23-й и южной Парк-авеню. Он не мог купить там кофе. Он больше не мог покупать кофе в других заведениях. Его буквально могли сфотографировать, и компания за неделю потеряла бы два процента своей рыночной стоимости. В тренажерном зале с ним познакомилась одна женщина. Она знала, что он богат. Он знал, что она это знает. Ветер гнал по улицам все больше бумаги. Она изо всех сил пыталась доставить ему удовольствие. Наконец он сказал ей: «9/11. Всего хорошего».

Кэтрин, ассистентка Джорджа, купила слаксы цвета лайма и нашла к ним подходящие сланцы. Сегодня она их надела. Сланцы с маленькими стеклянными бусинами.

– Что, теперь в наш дресс-код входят шлепанцы? – спросил Джордж.