Безумная тоска

– Артура я встретил в Коламбии, когда писал статьи и был редактором в «Очевидце». – Кое-кто захлопал, и Луис вскинул глаза с удивлением и неподдельно самодовольной улыбкой – о да мы и здесь отжигаем, как я погляжу. – Так вот. Работа Артура меня всегда поражала. Была у него тогда забавная привычка: давать в руки несколько рабочих снимков, и никогда он не клал сверху лучшие. Ни разу. Это был такой тест. Он хотел понять, знаешь ли ты вообще, что делать с фотографиями. Типа, был ли ты частью священнодействия или чужаком-безбожником. Тогда я пару раз брал с собой фотоаппарат и говорил себе: буду делать фотки, как Артур! Просто шикарные!!! Конечно, у меня получалось полное говнище, вы уж извините. Я понятия не имею, что делает фотографа хорошим фотографом, таким, как Артур. И тогда тоже не понимал, а сейчас зациклился на себе, да и мозгов уже поменьше стало, так что давайте не будем об этом. Но мне кажется, что в фотографии, как и в писательстве, нужно невероятно много практиковаться и столько же раз терпеть неудачу. И выстоять! Дела совершенно библейские, а я, как вам известно, на Библии просто помешан, так что не слушайте меня. Взгляните лучше на Артура!

Луис помахал рукой Артуру, сидевшему на возвышении.

– Вы только на него посмотрите!

Все засмеялись, и Артур тоже.

– Перед вами художник, ребята.

Луис опять взглянул на него.

– Как и все художники, ты просто развалина. Но ты прекрасен.

Он снова обратился к слушателям:

– Потому что искусство забирает у тебя все. Ты отдаешь ему себя целиком. Все, что у тебя есть, ты бросаешь в жертвенную яму. Вот и все. Артур художник, и я думаю, что вся его жизнь на этой земле была жизнью художника, за исключением нескольких моментов. Едва с ним повстречаешься, как тут же станет ясно, что он крепче камня, вот насколько он целеустремленный. Ну и, конечно, он тот еще псих. Я сразу понял. А теперь поймете и вы! Леди и джентльмены, хватит пустой болтовни: я представляю вам Артура Августина Резерфорда Таунза!

Послышались аплодисменты. Кое-кто поднялся, но не все – в конце концов, Артур был не настолько популярен. Он был настоящей занозой в заднице и не поступал так, как принято, чтобы сделать себе карьеру. Неудачные браки, странные проекты и заскоки, несостоятельность в мужском смысле, словно у изможденного торгаша из прошлого века. Но ему все равно хлопали. В конце концов, Луис им нравился.

Артур ждал на кафедре. Ему явно было не по себе, он стеснялся собственного тела, но наконец успокоился. Поправил пиджак, рубашку, бабочку. Джордж видел, как дернулась его рука: видимо, он хотел проверить, застегнута ли ширинка, но решил, что лучше не стоит. Аплодисменты стихли.

Поблагодарив всех присутствующих, он произнес следующее:

– Джон Бергер говорил: «Фотографии – это не воспоминания». Почитайте Бергера, всем полезно его почитать, ага. Любую книгу, они все хорошие. Так вот, Бергер писал, что современная фотография начинает занимать место памяти. Это из его переписки с Зонтаг[136], у которой были схожие идеи, только выражалась она куда сложнее – ну, это же Зонтаг. Фотография заменила память. Но я считаю, что все начиналось, когда она была частью памяти, ее помощницей – память жаждет остановить время, но не может, раз за разом пытается, но безуспешно, и мы постоянно что-то путаем, не можем вспомнить – и вот у нас появляются фотографии. Так что я думаю, что он прав. У всех нас в памяти отпечатались определенные образы того дня, одиннадцатого сентября, и каждый имеет свое значение. Кто-то упоминает 9/11, и, если в тот день вы никого не потеряли, в вашем сознании возникает один из этих образов. Мне удалось запечатлеть некоторые из них, и я благодарен за это, как и за то, что я выжил и оказался там. Да. И мой «Никон» справился, несмотря на всю эту пыль, так что спасибо «Никону».

Кто-то в аудитории похлопал.

– По-японски, кстати, будет Нии-кон. Потом я им отправил фотоаппарат и два объектива в ремонт и на чистку, и по моей просьбе они сложили всю пыль, что достали оттуда, в двойной пластиковый пакет и переслали мне вместе с фотоаппаратом.

Он сунул руку в карман и достал оттуда маленький пакетик, на дне которого, не толще сигареты, была бледно-серая пыль с мелкими темными включениями.

– Вот, это для реликвария. Лучше сохранить это, чем передать в Агентство защиты окружающей среды, ведь они ее в спешке закапывают и говорят, что никакой опасности нет.

Снова послышались редкие аплодисменты. Он улыбнулся, почесал нос.