– Тогда скажи мне, кошечка: чего же именно ты хочешь? – Его голос звучит хрипло, и мое тело предательски реагирует на него. На все, что есть в нем.
– Вопрос в том, чего хочешь
С каждым моим словом выражение лица Мэйсона становится все более бесстрастным. С каждым словом он понемногу отдаляется.
Он отпускает меня, ничего не отвечая, и, наконец, уступает дорогу. Моя рука замирает на ручке двери, ведущей обратно в клуб. В реальность.
И, повернувшись к нему спиной, я закрываю этот вопрос раз и навсегда:
– Все ведь хорошо. Ты выполнил свое обещание. После этого мы должны наконец отпустить друг друга.
Он заставил меня стонать. И выиграл в этой игре, которая, вероятно, для нас не была игрой. Для каждого чем-то разным, но не игрой…
Я оставляю его в оцепенении, едва не падаю с лестницы, прохожу через клуб, чтобы взять свои вещи, и останавливаюсь у бара.
– Энди?
Она приподнимает руку, сигнализируя гостю, что она вот-вот вернется к нему, и спешит ко мне. Сначала с сияющим выражением лица, затем подозрительным и, наконец, встревоженным.
– У тебя что-то не так?
– Хм… да, я… – комок в горле угрожает меня задушить. Новое испытание. – Мне нехорошо. Может, местный воздух. И я должна переодеться, ты права.
Я лгу Энди. Своей лучшей подруге. Она моя семья. Надо выбираться отсюда, пока все во мне не оборвалось. Мне нужно побыть наедине с собой, здесь я больше не могу дышать.
– Я возьму такси и поеду домой. Просто…
Ее рука ложится на мое предплечье.
– Все нормально. Тебе не нужно ничего объяснять. Приеду к тебе после работы, ключ у меня с собой. Береги себя. Пожалуйста.
Я не способна ни на что большее, кроме как кивнуть. Если я открою рот еще раз, то обязательно зарыдаю. Или окончательно сломаюсь.
Я быстро покидаю Энди, клуб и Мэйсона – особенно Мэйсона, – оставляю их у себя за спиной, сажусь в одно из такси, ожидающих у входа, и еду в общежитие. Как только закрывается дверь машины, как только я севшим голосом говорю таксисту, куда ехать, меня прорывает, как во время шторма. Будто вода хлещет из шланга под давлением.
Я плачу. Я реву. И не могу остановиться. Не знаю, когда в последний раз так безудержно рыдала. Когда было так больно…
Это было так неправильно с моей стороны. Я намеренно плохо поступила с тем, кто мне нравится. Заставила его сделать то, чего он не хотел. Не хотел так, как я. А затем я позволила себе уйти, повела себя эгоистично и опрометчиво.
Я нравлюсь Мэйсону. Он мне – тоже. Но на этом наши взгляды и потребности расходятся. Я только что позволила себе играть с ним.
И чувствую себя просто ужасно.
Я просто не могу выбросить его слова из головы.
Прекрасная. Он думает, что я красивая. Девушка с уверенной улыбкой, дерзким взглядом и вызывающими высказываниями. Та, у которой безукоризненный макияж, идеальная кожа. Мэйс любит маску, которую я ношу каждый день, как сшитое на заказ платье. Мэйс находит прекрасной картину, которую я рисую из себя…
Рисую, потому что не могу любить себя такой, какая я есть.
10
Сегодня одна из тех ночей, когда просто воды мне недостаточно. Одна из тех ночей, когда я переключаюсь с рутбира на что-нибудь покрепче.
Я в полном раздрае.
С уже пустым стаканом виски в руке, на который я оцепенело уставился, я сижу на диване в гостиной и все думаю о том, что случилось. Как? Почему? Что пошло не так? Вот дерьмо. Все дерьмо!
Я вскакиваю, беспокойно брожу по тихой темной квартире, в то время как яркий лунный свет проникает с улицы сквозь большие панорамные окна и заливает стены и мебель прохладным бледным светом.
Я понятия не имею, сколько сейчас времени и когда остальные вернутся домой. Приедет ли Джун вместе с Энди… Нет, я так не думаю. В крайнем случае Энди сама пойдет ночевать к Джун, а Купер позаботится о Носке, который мирно спит на одной из своих лежанок.
Я запрокидываю голову, останавливаюсь, на несколько вдохов закрываю глаза и стараюсь ни о чем не думать. Но когда щелкает замок двери квартиры и я слышу звон ключа, то тут же выжидательно устремляю взгляд в прихожую.
Кто-то входит, включает свет. Это Купер. Он вздрагивает от неожиданности, когда я шумно выдыхаю, потому что по какой-то причине рефлекторно задержал дыхание. Не знаю, испытываю ли я разочарование или облегчение.
Мои босые ноги несут меня обратно к дивану. Я позволяю себе упасть и на мгновение замираю, прежде чем низкий голос в моей голове говорит: «Да какого черта?» И я наливаю себе виски. В двадцать четыре все уже знают, что алкоголь – это отстой. Благодаря моей матери я знал это всегда, но сегодня один из тех редких дней, когда мне плевать на это.
– Черт, Мэйс, ты напугал меня, – я слышу, как Купер бросает свои вещи и подходит ко мне. Садится рядом.
– Извини, – бормочу я и верчу в руках свой стакан.