Безумные идеи. Как не упустить кажущиеся бредовыми идеи, способные выигрывать войны, искоренять болезни и менять целые отрасли

Радары оказали куда большее влияние на ход войны, чем можно было предположить поначалу, и их использование вышло далеко за рамки борьбы с подводными лодками. Установленные на самолетах радары давали союзникам возможность производить прицельное бомбометание днем и ночью, независимо от погоды, и разрушать вражеские склады, мосты и транспортные колонны. Зенитные орудия при поддержке радаров позволяли эффективно защищать авианосцы, что создавало решающее преимущество в ходе боев на Тихом океане.

Превосходство в области науки

В июне 1944 года Германия впервые применила для обстрела Лондона «Фау-1» – первый самолет-снаряд с реактивным двигателем и характерным пугающим звуком, который напоминал жужжание насекомого и который жертвы слышали уже издалека. Это «чудо-оружие», как окрестил его Гитлер, было разработано с огромными затратами и, по его заявлению, могло причинять ущерб противнику, оставаясь неуязвимым для вражеских самолетов. «Фау-1» стали последней надеждой Германии. Однако устройства радарного слежения на зенитных орудиях позволяли быстро обнаруживать и сбивать их.

Кроме того, радар сыграл значительную роль в Арденнском сражении в Бельгии в конце 1944 года. Это была последняя наземная наступательная операция Германии, которая застала союзников врасплох. Армия применила артиллерийские снаряды со взрывателями, оснащенными радаром. Они были сконструированы таким образом, что взрывались при подлете к цели, что позволяло повысить эффективность огня в семь раз (это то же самое, что в семь раз увеличить количество пушек). После того как была одержана победа, генерал Паттон сказал: «Эту победу за нас одержали хитрые взрыватели».

* * *

Способность созданной Бушем системы с поразительной скоростью и эффективностью реализовывать самые сумасшедшие идеи не ограничивалась только радарами. Работы УНИР по производству пенициллина, средств от малярии и столбняка тоже внесли весомый вклад, позволив снизить смертность среди солдат от болезней в 20 раз по сравнению с Первой мировой войной. Исследования ученых УНИР по переливанию плазмы крови спасли тысячи жизней на полях сражений и стали стандартной клинической процедурой после войны.

Но одно изобретение, которое до сих пор внушает восхищение и ужас, затмило все остальные.

В первые два года после открытия в 1939 году механизма деления ядер большинство физиков полагали, что оно не будет иметь никакого практического применения ни в военном деле, ни где-либо еще. Такое же решение принял и научный комитет при президенте Рузвельте, получив знаменитое письмо Эйнштейна, в котором тот предупреждал об угрозе создания нового типа бомбы.

Но результаты, полученные в 1941 году группой английских ученых-атомщиков, убедили Буша в обратном. Он подготовил доклад для Рузвельта и его министра обороны Генри Стимсона, в котором говорилось, что, хотя шансы на создание ядерного оружия невелики, США не могут рисковать и не вправе допустить, чтобы такое оружие появилось сначала у Германии или Японии. Рузвельт согласился с аргументацией Буша и поручил ему возглавить соответствующий проект. Буш разработал обширную программу исследований, которая впоследствии получила известность как «Манхэттенский проект», и, заручившись поддержкой военных и политических лидеров, передал ее военному ведомству.

Атомная бомба, появившаяся тремя годами позже, уже не смогла внести свой вклад в победу в войне в Европе. Ее роль в окончании войны в Тихоокеанском регионе до сих пор остается сомнительной, несмотря на восемь десятков лет, прошедших с тех пор. Однако если бы США проиграли в той гонке – а ведь никто не мог дать гарантий, что страны «оси» не справятся с этой задачей первыми, – то наш мир сегодня мог бы оказаться намного более мрачным местом.

Бескрайние горизонты

В ноябре 1944 года, когда о предстоящей победе над Германией можно было говорить как об уже решенном деле, Рузвельт вызвал к себе Буша.

Рузвельт: Что будет с наукой после войны?

Буш: Она будет влачить жалкое существование.

Рузвельт: И что нам с этим делать?

Буш: Надо что-то предпринимать, и как можно быстрее.

Буш знал, что до войны наука в США пользовалась очень слабой поддержкой и что будущее страны зависит от того, сможет ли она преодолеть зависимость от других стран в области фундаментальных исследований. «Мы больше не можем рассчитывать на разгромленную Европу как на источник фундаментальных знаний», – писал он.

Вскоре после этой беседы Рузвельт направил Бушу официальное письмо с просьбой разработать национальный план по поддержке науки. Президент писал, что нет никаких оснований полагать, что система, созданная Бушем в годы войны, «не может быть использована с пользой для дела и в мирное время».