— Слушай, это не ты деньги обронил, вон тут, возле киоска? — спросил он Силантия.
Силантий узнал свои деньги. Но для уверенности он вытащил кисет и заглянул в него.
— Нету… Мои это, мои это, я обронил. Вот спасибо, вот спасибо! Видать, что на хорошего человека попал, — засуетился он.
Коршунов и Макинтош подошли к нему.
— Так это твои деньги? — грозно спросил инспектор угрозыска.
— Мои…
— От кого ты их получил?
— Милостыня…
— Милостыня?!. — переспросил насмешливо Коршунов. — Кто же это тебе по миллиону милостыню даёт?!.
— Ей богу, милостыня.
— Врёшь! — крикнул Коршунов. — Говори, кто!
— Вот те истинный Христос, милостыня! — клялся Силантий.
— Не ври, мерзавец! — заорал Коршунов, выхватывая браунинг. — Ты это кого на тачке возил?!. Ну-ка, говори! — он направил на Силантия револьвер.
Силантий заплакал.
— Капустина, Ферапонта Ивановича отвозил… Душа-человек! — проговорил он сквозь слёзы. — Он мне и деньги жертвовал.
— А ну, веди! — скомандовал Коршунов, пряча в карман револьвер. И Силантий повёл. Он повёл их в Нахаловку, в свою мазануху, где спрятал он Ферапонта Ивановича.
Макинтош и Гера сияли.
Таким-то образом Силантий и Ферапонт Иванович были арестованы и доставлены в угрозыск за несколько часов до ареста Елены.
— Скажите, вам известен этот гражданин? — спросил начальник угрозыска Елену, указывая на Ферапонта Ивановича.
— Нет, — спокойно ответила Елена.
Она произнесла это «нет» вполне искренне, потому что не признала сначала Ферапонта Ивановича в этом жалком, запущенном, грязном и бородатом субъекте. Но в следующую за ответом секунду ей уже мелькнуло что-то странно знакомое в его лице и, наконец, когда он повернулся к ней левой стороной и она увидела рубчик на его левом ухе, который она когда-то ощупывала в темноте, она уже не сомневалась больше, что в кресле напротив неё — отец её невидимой дочери.
Выражение лица Елены в этот момент не ускользнуло от внимания начальника.
— Итак, значит, не знаете? — иронически переспросил он.
— Нет, не знаю, — со злостью ответила Елена,
— Ах, как жаль, как жаль! — продолжал иронизировать тот. — А знаете, на вашем месте я отдал бы многое, чтобы узнать имя и фамилию этого гражданина.
Елена молчала.
— Да… Очень жаль, — не смущаясь, продолжал начальник угрозыска. — Неужели вам не интересно знать, как зовут обладателя этой руки? — сказал он, внезапно схватив за кисть правой руки Ферапонта Ивановича и поворачивая её перед Еленой. — Посмотрите-ка, — рука, как видите, небольшая, тонкая, но довольно хваткая, судя по тому, что… эти вот пальцы раздавили гортанные хрящи… вашего покойного мужа…
Елена вздрогнула.
Ферапонт Иванович вырвал свою руку.
— Это ложь! — прохрипел он.
— Крепко сказано! — рассмеялся начальник. — Итак, значит, гражданин Капустин, вы по-прежнему отрицаете все остальные грехи, кроме этих изнасилований?
— Да, — угрюмо сказал Ферапонт Иванович.
— Стало быть, Яхонтова убили не вы, и этих коммунистов убили тоже не вы?
— Я не убивал…
— Та-а-ак, — протянул начальник угрозыска, переставив пресс-папье и, видимо, наслаждаясь разговором. — А, скажите, вы, как психиатр, я полагаю, знакомы с дактилоскопией?
— Ну? — грубо и злобно сказал Ферапонт Иванович.
— Итак, стало быть, вы, без сомнения, знаете, что здесь ошибок не бывает и, вероятно, разбираетесь в дактилоскопических формулах. Тогда не угодно ли взглянуть…
Он взял со столика три картонки величиной со страницу книжки In quarto и поставил их рядышком, прислонив к письменному прибору. По лицевой стороне этих картонок, обращённой к Ферапонту Ивановичу, можно было с первого взгляда посчитать их за снимки с аэроплана запутанных горных хребтов.
Это были сильно увеличенные снимки с отпечатка большого пальца правой руки, наклеенные на картон.
— Ну, что? — сказал, улыбаясь, начальник угрозыска. — Как видите, копытце одно на всех трёх. Это, вот, — говорил он, постукивая поочерёдно по снимкам, — получено нами со спинки яхонтовской кровати, это — с железины, которой убит был один из коммунистов, а это дало нам одно из ваших похождений по части женского пола… Ну, как? — крыть нечем, а?
Ферапонт Иванович молчал.
— Теперь, может быть, вы узнаете этого человека? — неожиданно спросил начальник угрозыска Елену.
— Да. Я знаю этого человека, — тихо, но решительно сказала она.
— Ну, вот, и хорошо. Тогда мы с вами сейчас побеседуем. Это тем более необходимо, что мы скоро должны будем расстаться с гражданином Капустиным. Вас мы передаём в чека, — обратился он к Ферапонту Ивановичу. — Квартирный кризис там гораздо менее острый, чем у нас.
Начальник уголовного розыска сделал знак сотруднику, который привёл Ферапонта Ивановича. Его увели.
Начальник угрозыска и Елена остались наедине…
В ту же ночь Ферапонта Ивановича перевели в чека.
На утро он был уже на допросе у следователя.
Здесь Ферапонт Иванович совершенно не пробовал отпираться и сразу признался во всём.
— Какие у вас были мотивы к убийству этих трёх? — спросил его следователь.
— Месть. Ненависть, — отрывисто ответил Капустин и замолчал.