Безумные затеи Ферапонта Ивановича

Он вообще ограничивался только ответами на вопросы, явно не желая распространяться. Вид у него был сонный и тупой.

Это раздражало следователя.

— Вы что же, не выспались? — спросил он, наконец, с раздражением.

— Нет… устал я, — ответил Ферапонт Иванович. — Вы бы лучше сделали, товарищ следователь, если бы дали мне продолжительный отдых, тогда бы я рассказал всё.

Следователь рассмеялся.

— Да, предложение, во всяком случае не лишённое остроумия, — сказал он. — Только, к сожалению, у нас много спешных дел — не подойдёт… Но, может быть, я чем-нибудь другим мог бы поднять ваше настроение? — добавил он. — Может быть этим, например, а?

Он пододвинул Ферапонту Ивановичу раскрытую пачку папирос.

— Традиционно, — криво усмехнулся Капустин. — Однако, спасибо. Я не курю. Да и это мне не поможет.

— Что же вам угодно?

— Мне?.. Понюшку кокаина! — с неестественным смехом сказал Ферапонт Иванович. Глаза его тревожно блеснули.

— Кокаина, говорите? — повторил следователь. — Что ж, это можно.

С этими словами он подозвал одного из красноармейцев-конвоиров и, написав что-то карандашом на листочке бумаги, подал записку красноармейцу:

— Товарищу Петрову.

Красноармеец вышел.

Следователь снова обратился к Ферапонту Ивановичу.

— Ну, а пока не объясните ли вы мне, почему эта женщина говорит такие нелепости, что вы — бывший невидимка и тому подобное. Что она — сумасшедшая?

— Нет. Она говорит правду. Я, действительно, — «бывший невидимка», — мрачно усмехнувшись, сказал Ферапонт Иванович и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

Следователь рассмеялся.

— Мне нравятся такие люди, как вы, — сказал он. — Ну, а почему же вы превратились в «бывшего невидимку»? — спросил он, тоном своих слов ясно подчёркивая, что он не прочь поддержать шутку.

Ферапонт Иванович долго не отвечал ему. Наконец, левый глаз его медленно приоткрылся и уставился на следователя.

— Не раз-врат-ни-чай-те, молодой человек! — произнёс он, тяжело ворочая языком, и левый глаз его опять закрылся.

Следователь не знал, чем ему ответить на эти слова и вообще, как ему отнестись к ним.

В это время вошёл красноармеец. В руках у него была маленькая широкогорлая склянка с белым порошком.

Ферапонт Иванович сразу воспрянул.

— Вот, пожалуйста, — сказал ему следователь, ставя возле него кокаин.

Ферапонт Иванович дрожащими пальцами вынул стеклянную притёртую пробку и, высыпав в левую ладонь маленькую кучку порошка, поднёс ладонь к носу и жадно втянул кокаин в одну и в другую ноздрю. На ладони было чисто. Только кое-где поблёскивали отдельные пылинки кокаина.

Несколько минут Ферапонт Иванович сидел молча, уставившись в потолок, и нервно подёргивал носом и губами. Это похоже было на затихающее подёргивание лица после рыданий.

Чекист, подперев рукой голову, с любопытством смотрел на него.

Ферапонт Иванович снова взял щепотку кокаина.

Минут через двадцать действие кокаина было в полном разгаре. Ферапонт Иванович совершенно преобразился. От сонного и тупого человека с отвислыми губами ничего не осталось. Капустин сидел выпрямившись, лицо его выражало энергию. Он быстро-быстро говорил и жестикулировал. Голос у него сделался звонким. Глаза горели.

Он без всякой просьбы со стороны чекиста разматывал теперь перед ним клубок своих похождений. Он рассказал ему всё о своей жизни, о трудах и надеждах, о том, как собирался он спасать Омск, о том, как достиг невидимости и, наконец, о том, как утратил её. В общем он говорил почти то же самое, о чём рассказывал когда-то Елене, но на этот раз так широко, с таким энтузиазмом и огнём, что следователь время от времени встряхивал головой, по-видимому, ловя себя на том, что начинает заслушиваться и даже верить этому субъекту.

Следователя поразило на сей раз столь небывалое действие кокаина на способность человека к вранью, и он несколько раз пытался вставить вопрос, но Ферапонт Иванович совершенно не давал ему этой возможности. Он говорил и говорил без конца, время от времени вынюхивая новую щепотку кокаина. Вся грудь его рваного пиджака усыпана была порошком.

Наконец, следователь поймал удобный момент и спросил его, не скрывая насмешки:

— Значит, вы утратили вашу невидимость, потому что слишком предавались разврату?

— Да, — совершенно серьёзным тоном ответил Капустин. — Я безумно расточил энергию, лежащую в основе всех психических процессов. Я сделался невидимкой, я нарушил все социальные запреты и этим самым подписал себе смертный приговор. Скрученная пружина, если она размотается до конца, перестаёт быть двигателем, пока снова не скрутят её.

— Так, не потому ли вы просили у меня длительного отдыха? Признавайтесь! — сказал следователь, многозначительно подмигнув ему.