Безумные

– Там, где хочу быть! Хочешь верь, хочешь нет, но я не пью алкоголь, не целуюсь и не трахаюсь с парнями. Хотя их тут та-а-ак много… Ладно, шучу я. Не хочу, чтобы у тебя инфаркт случился, – хмыкает она, как ни в чем не бывало. – Я просто отдыхаю, вот и все. Как буду дома – отправлю тебе селфи с одеялом и подушкой. Не нуди, ладно? Ты ведь тоже сейчас отрываешься, так что продолжай в том же духе. Чао.

Мила заканчивает разговор. Таращусь на бардовый корешок книги-обманки, что стоит на самом краю длинной полки, а мой мозг отказывается принимать эту чертову действительность, в которой моя собственная сестра (младшая!) указала мне мое место. С ней точно что-то случилось, ведь прежде она никогда не позволяла себе разговаривать со мной в таком тоне. Она никогда не была так в себе уверена. Она никогда не говорила мне «чао» и просто бросала трубку, как сейчас…

Я понятия не имею, где она. Не знаю, кто с ней рядом, помимо этой Даши. Такое чувство, что я вообще ничего не знаю о своей младшей сестре, о которой заботился с самого её рождения. Я заклеивал острые углы на столах специальными наклейками, чтобы она ненароком не поцарапала о них лобик. И хотя основную часть заботы о ней возлагали на себя наши родители, я все равно переживал за малышку Милу, боялся, что она свалится с качели во дворе и разобьет голову, пока мама трещит с другими молодыми мамочками на лавочке. Я безумно переживал за её первый день в детском саду, опасался, что найдется какой-нибудь дикий пацан, который будет обижать мою лапушку-сестренку…

В семнадцать лет меня посетила одна мыслишка, что впоследствии объяснила мне само понятие судьбы и доказала существование тех самых знаков, которые человек, порой, отказывается замечать. Миле тогда было пять, маме позвонили из детского сада и сообщили, что моя тихоня-сестра подралась с мальчишкой (этот гаденыш все-таки нашелся!) и случайно ударилась лицом о край круглого стола, от чего под глазом мгновенно образовался синяк. Я в тот момент рубился с одноклассником в приставку и хотел только одного – надрать задницу его футбольной команде, которая постоянно меня обыгрывала. Но тут в комнату постучала мама и сообщила мне кошмарную новость из детского сада. Сама она, как мне тогда показалось, совсем не испугалась за дочурку, скорее, мама по-своему обрадовалась случившемуся. Мол, глядите какая у нас разбойница растет, в обиду себя не даст, не боится драться с мальчишками, а родителям того сорванца, что накинулся на нее из-за игрушки, должно быть стыдно за поведение сына. Мы с мамой приехали в садик, пока воспитательница объяснялась с ней, я заглянул в игровую комнату, где всегда пахло омлетом и молоком, и среди бегающих туда-сюда детей увидел свою сестру, сидящую на детском стульчике с надутыми губами. Увидев меня, Мила распахнула блестящие глазенки и подскочила с места. Пока она бежала ко мне, я с ужасом глядел на огромный фингал под её правым глазом и царапину на подбородке, а потом, пока она в спешке пыталась обо всем мне рассказать, я как коршун вглядывался в лицо каждого пацана. Уже тогда все они были для меня врагами. В тот день я поругался с мамой, которая решила отказаться от беседы с тем мелким террористом, что едва не убил мою сестру. Мол, его родители сами поговорят с ним и этого будет достаточно. Тогда то я и подумал, может это что-то да значит? Мама спокойна, папа веселится, глядя на фингал пятилетней дочери, а я в ужасе от того, что оба отказываются придавать значение столь кошмарному случаю! Может, они просто делятся со мной своими обязательствами? Пятьдесят на пятьдесят.

В семь лет Мила свалилась с дерева, собирая яблоки у бабушки в саду. Чудом ничего не сломала, но здорово ушибла руку. Как-то раз она порезала ножом указательный палец на самом изгибе, а я чуть в обморок не упал при виде такого количества крови из одного несчастного пальца! Честное слово, я думал, что потребуется переливание!

Все, что случалось с Милой родители находили вполне нормальным. С дерева свалилась – со всеми детьми это случается! Оса ужалила и щеку раздуло – так ведь это же так весело, нужно сначала сфотографировать «вздутую Милу» и только потом намазать уксусом! Порезала палец – ничего особенного, главное, что до сухожилия не добралась. Все, что случалось с Милой я считал абсолютно ненормальным и всегда пытался хоть как-то обезопасить её от воздействия внешнего мира. С самого её рождения я чувствовал, что должен это делать. Особенно, когда папа с гордостью говорил, что если вдруг что – у Милы есть защитник, который никогда не бросит её в беде. И чуть позже это самое «если вдруг что» случилось. Все сто процентов родительской заботы о Миле в одночасье достались мне. Наверное, этому суждено было случится, жаль только, что за эти семь лет я так и не научился должным образом заботиться о сестре.

* * *

– Выглядишь паршиво. Надеюсь, я здесь не при чем?