Безумный лес

— Ах, да!.. Я забыл. У меня не было никаких задних мыслей. Прошу прощения.

— Пожалуйста.

— Учтите, господин Жорж, после падения Паляку цэрэнисты доведут вас до банкротства.

Мой братец не испугался. Ответил:

— Дядюшка Ковриг, передайте господину Столожану, что, когда к власти придет цэрэнистская партия, я выставлю портрет господина Михалаке. И даже портрет господина Столожана. А чего вы хотите от меня сейчас? Мой тесть заодно с Паляку. Почти весь город заодно с Паляку. Если я объявлю себя сторонником цэрэнистов, люди господина Паляку слопают меня живьем. И потом — я испорчу отношения со своим тестем. Вы ведь знаете, что идет речь о выдвижении его в сенат — от партии Стэникэ Паляку. А кроме всего, я, как торговец, должен всегда быть на стороне правительства. Всегда, дядя Ковриг, всегда.

Пройдоха Лэптурел заметил как-то нового ангела, висевшего над лавкой Миелу Гушэ. И при взгляде на него у Лэптурела родилась идея. Он вспомнил про Кабу. Вызвал его и заказал плакат.

— У меня сломались очки, — сказал художник. — Вижу смутно, как в тумане. Если вы хотите, чтобы я нарисовал плакат, достаньте мне хорошие очки.

Начальник канцелярии при министре Стэникэ Паляку метался между Бухарестом и Руши-де-Веде, чтобы собственными глазами следить за подготовкой к выборам на местах. Ломал машину за машиной. Без всякого сожаления. Машины были государственные. А государству есть где взять новые, на то оно и государство. Играя судьбами людей, Лэптурел тем более не жалел денег. Теперь он был разодет с головы до пят, словно только что сошел с обложки журнала мод. Карманы его всегда были набиты деньгами. И он осчастливил Кабу — прислал ему очки, холст и краски.

— Господин министр желает, чтобы из-под вашей кисти вышел шедевр. Он большой ценитель искусства.

Прошло немного времени, и напротив пивной Джувелки на Дунайском проспекте в одну ночь было установлено панно высотой в десять и шириной около шести метров. С панно улыбался сам его превосходительство министр Стэникэ Паляку. Опершись одной рукою на стол, другой он приветствовал крестьян и горожан, взиравших на него как на господа бога, с мольбой простирая к нему длани. На столе были разложены толстенные пачки денег. Справа от господина министра теснилось стадо здоровенных быков пьятра-нямецкой породы — с цепями на рогах, они ждали своих хозяев. Каба пририсовал быкам человечьи глаза, светившиеся лукавством и затаенной радостью. Серебряные морды быков сияли счастливыми улыбками. По другую сторону от министра выстроились в ряд плуги и бороны, жатки и сеялки, веялки и молотилки. В нижней части панно большими золотыми буквами по шелковисто-зеленому фону было выведено:

ГОЛОСУЙТЕ

ЗА СТЭНИКЭ ПАЛЯКУ,

КОТОРЫЙ

ЧЕРЕЗ «БАНК ДЛЯ ВСЕХ»,

НАХОДЯЩИЙСЯ ПОД ЕГО УПРАВЛЕНИЕМ,

ОБЕСПЕЧИТ ВАМ

КРЕДИТ ПОД БОЖЕСКИЙ ПРОЦЕНТ.

ТАКИМ ОБРАЗОМ

БЛАГОДАРЯ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВУ

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА

СТЭНИКЭ ПАЛЯКУ

ВЫ СМОЖЕТЕ ПРИОБРЕСТИ

БЫКОВ, СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ОРУДИЯ И ВСЕ,

ЧТО ВАШЕЙ ДУШЕ УГОДНО!..

ГОЛОСУЙТЕ ЗА НЕГО… ГОЛОСУЙТЕ ЗА НЕГО…

ГОЛОСУЙТЕ ЗА НЕГО…

Народу-то, народу! Толпа такая, словно показывают невесть какую диковинку. Многое видел Руши-де-Веде, но такого еще не бывало.

— У Паляку реклама похлеще, чем у Миелу Гушэ с его «Ангелом», возносящим на небо души покойников.

— Идея Лэптурела.

— Кабе, должно быть, хорошо заплатили.

— Где там! Всего-навсего посулили заказать ему роспись церкви в Выртоапе.

— Так ведь эту церковь еще не построили.

— Вот потому-то Паляку и пообещал Кабе роспись.

Какое-то время я находил в себе силы держаться в стороне. Но политический маскарад в Руши-де-Веде был невероятно притягателен. И я попался. Совершенно забросил работу. Зато каждый день следил за столичной прессой и за газетами, выходившими в Турну и в нашем городке. С жадностью проглатывал статьи и памфлеты, репортажи и просто сообщения о митингах.

Теперь в городе на Делиорманской равнине не проходило ни одной публичной сходки, в которой бы я не участвовал. Я уже не жалел о потерянном времени. Много чего перевидал и всякого наслушался. Видел, каким пышным цветом распускалась в устах горожан заведомая ложь. Почувствовал, как растет в душах людей честолюбие и желание возвыситься, жажда власти и стремление к легкой наживе. Убедился также, что редко встречается в людях честь, которую не удалось бы запачкать, принизить или убить клеветой. Был свидетелем того, как рвались старые дружеские связи и на другой же день завязывались новые, исключительно ради корысти. Другими словами, я многое понял, узнал и постарался извлечь из этого кое-какие уроки.