Безумный рейс

Впрочем, нотации я этому Робин Гуду читала все больше для порядка. Мысленно я больше не сердилась – уж слишком радовало появление ниточки, связывавшей нас с кораблем и вообще с внешним миром.

– Получится отправить сигнал? – взволнованно спросила я, переходя от Тима к Брэну и снова усаживаясь на пол (другие варианты в камере попросту не были предусмотрены).

– Отправить – да, – отозвался док. – Но будет ли результат, сказать не берусь.

Н-да, Брэн не был бы Брэном, если бы не возвратил нас с небес на землю той самой ложкой дегтя, которую с легкостью отыщет в бочке меда любой прагматик. Получат ли сигнал, когда именно, как скоро разберутся, где конкретно нас искать, сумеют ли отбить у местных «религиозных фанатиков»… А между тем свадьба состоится всего через несколько часов!

Я закручинилась. Снова схватилась за рубашку дока.

– Я не хочу за него заму-у-уж!

Казалось бы, повторялась старая песня, и я сама до конца не понимаю, как получилось, что события стали развиваться совершенно по-новому. Так или иначе, каких-нибудь десять секунд спустя я обнаружила себя до упоения целующейся с Брэном. По всем правилам женских романов, то есть с безудержной страстью, когда сердце заходится, дыхание перехватывает, но умереть от недостатка воздуха – лучше, чем отстраниться хотя бы на мгновение. И ты с трудом умудряешься в очередной раз заправиться кислородом, будто вынырнув на поверхность в борьбе с волнами, и снова погружаешься в пучину, и руки жадно хватают чужое тело, пытаются проникнуть под одежду, чтобы почувствовать горячую кожу, гладят лицо, ощущая легкое покалывание от новорожденной щетины, и от этого еще сильнее сходишь с ума, и все продолжается по новой… А чужие руки обнимают тебя так же страстно, и чужие губы ведут себя все более жадно и требовательно, будто это вовсе и не приличный человек рядом, а наглый и невоспитанный мальчишка… Который к тому же имеет привычку драться со всеми подряд, ага.

Я снова погладила Брэна по щеке, а губы заработали с удвоенной скоростью. Я не целовалась со студенческих времен, если говорить точнее, с тех пор, как училась на бакалавра. И мне совершенно не помнится, чтобы этот процесс так кружил голову. Иначе я бы не допустила столь продолжительного перерыва…

Эмоции (или все-таки это были инстинкты?) буквально захлестывали. Я поднялась на колени, склонила голову, чтобы не прерывать поцелуя, надавила Брэну на плечи. Он податливо откинулся назад, одной рукой опираясь об пол, а другой обнимая меня за талию. И держал при этом крепко, так крепко, что лучше бы никогда не отпускал. От него пахло по́том, запах, совершенно не характерный для дока, но это нисколько не мешало, потому что это был его запах, а остальное не имело значения.

Я попыталась расстегнуть пуговицу его рубашки, но этот процесс требовал слишком высокой сосредоточенности, и я позорно не справилась с поставленной задачей. Решила подступиться к решению с другой стороны, то есть начала вытягивать рубашку из брюк, но тут раздалось негромкое замечание Тима:

– Ну вот, жениться еще не женился, а рогами уже обзавелся.

Даже удивительно, что я услышала его слова, – так притупились все чувства, направленные на восприятие окружающего мира. Но меня будто окунули в холодную воду, и я замерла, пусть самую малость, но все-таки отстранившись от дока. Он тоже неохотно выпустил меня из объятий.

– Да вы не стесняйтесь, продолжайте, – милостиво разрешил Тим и улегся на пол, повернувшись к нам спиной.

Однако момент был упущен. Как-то резко вспомнилось, где мы находимся и в каких условиях. Волшебство выскользнуло сквозь пальцы, словно широкий солнечный луч сменился тускло мерцающей свечкой. Лишь не успевшее успокоиться сердце напоминало о жарком огне, который, пускай не погас, уже не мог заставить забыть обо всем.

Душа и тело нуждались в отдыхе. Мы с Брэном последовали примеру Тима и прилегли, худо-бедно устроившись на полу, снятой одежде и моем полупустом рюкзаке. Он положил руку мне под голову, я прижалась к нему затылком, но большей интимности уже не было. Такие обстоятельства могли бы вызвать некоторую напряженность, но усталость взяла свое, и мы просто провалились в сон. Дольше всех бодрствовал Хоббит. Уже проваливаясь в забытье, я чувствовала, как он крутится, пытаясь поудобнее пристроиться между мной и доком.

* * *

Сказать, сколько именно времени прошло до нашего пробуждения, не возьмусь, но, когда мы, щурясь, вышли на улицу, солнце успело оторваться от горизонта. Ветер дул прохладный, и мы поспешили укрыться в храме, куда нас, собственно, и вели, вне зависимости от погодных условий. Помещение было неожиданно просторное и обладало высоким потолком. Под ним, наподобие люстр, висели горшки со спускающимся вниз плющом, каковой, в свою очередь, легонько светился. Темноту также разгоняли окна, правда, расположенные слишком высоко, чтобы через них можно было выглянуть наружу.