Безумство храбрых. О молодежи 1917 – 1991 годов

По-прежнему сохранялся тяжелый детский труд. Практически во всех крестьянских семьях дети с 8–9 лет привлекались к сельскохозяйственным работам. Больше всего трудовых забот выпадало на долю старшего сына или дочери. В 1929 г., когда мой отец долгое время тяжело болел, мне, ученику 4-го класса, выпала нелегкая ноша – вспахивать свои загоны в поле. Запрягать лошадь в телегу – дело привычное для сельских ребятишек. Но меня преследовала мучительная проблема – стянуть супонью клещи хомута. Не хватало роста, и приходилось брать с собой небольшой чурбан, встав на который удавалось завершить эту главную и наиболее трудную операцию (Васю Шукшина – будущего писателя – взрослые научили завязывать супонь, подпирая хомут плечом). А, кроме того, не имея сил поднять на телегу железный плуг, я за ручку привязывал его к телеге. Встречаясь с крестьянами в поле, я слышал от них язвительные насмешки: «Смотри, парень, плуг не потеряй». В поле лошадь приходилось запрягать в постромки[3] с плугом. И так с раннего утра начиналась пахота – скучное, нудное, изнурительное занятие. К тому же к середине дня на лошадь налетала тьма-тьмущая слепней, комаров и прочего гнуса. Усталый и измученный кровожадной полевой нечистью, мой конь Васька становился на «отдых». Мне стоило немалых трудов, чтобы вожжами и ладонями отогнать или раздавить навалившуюся на лошадь алчную гадость. С трудом закончив работу, я возвращался домой до предела усталый и с руками, запачканными до локтей лошадиной кровью. Таков был удел десятилетнего пахаря, в какой-то степени типичный для тяжелого доколхозного прошлого.

Сохранилась в те годы одна странная традиция, едва ли понятная современнику. Крестьяне в зимнее время, когда наступали морозы, были весьма озабочены сохранением молодняка. Если лошадь находилась в конюшне, то весь остальной скот размещался в карде, прикрытой лишь соломенной или лубочной крышей. Особенно морозы подстерегали стельных коров. Хозяин дома в течение ночи, с фонарем в руках, несколько раз выходил во двор, чтобы не проворонить появление теленка. А когда он появлялся на свет, его вносили в избу и привязывали веревкой либо у порога, либо в чулане. Отел коровы – самая большая радость в крестьянской семье. Появилось долгожданное молоко! В ту же избу помещали ягнят и поросят; причем первые дни рядом с ягненком круглосуточно «дежурила» его «мать» – овца. Чем больше молодняка в избе, тем больше радости в семье. Родители были довольны, что в их хозяйстве не будет проблем с молоком и мясом, а мы, дети, развлекались живыми игрушками, так как, по словам поэта М. Исаковского, «нам в детстве игрушек никто не дарил». Такова была традиция в деревне.

Но что творилось в избе у соседей Пеньковых, семья которых состояла из 11 человек, ни словами рассказать, ни пером описать. По существу, это был скотно-людской двор, в котором по численности преобладал молодой приплод: теленок, ягнята, поросята, а иногда и куры. И все были довольны. Никому в голову не приходила мысль об антисанитарных условиях в этой тесной, переполненной живыми существами избе-конюшне.

Старики спали на печи, родители – на кровати, а дети – на полу в общей постели, подчас рядом с молодняком. Таков был житейский обычай, сохранившийся со стародедовских времен. И хорошо, что он ушел в прошлое.

Есть еще одна теневая сторона сельской жизни – это полное отсутствие медицинской помощи, что я бы назвал самым ужасным наследием прошлого. Примеров тому в нашей деревне была масса. Назову некоторые из них. Одна молодая женщина, 3. Макарова, скончалась во время родов. «Не разродилась», – говорили о причине ее смерти. Единственный сын у Чернышевых, которого на телеге пытались доставить в городскую больницу, скончался в дороге от аппендицита.

Единственные лекари на селе – бабушки, умеющие «заговаривать», «исцелять» больного. Страдая ангиной (все мы ходили в лаптях и легко простужались), по настоянию матери я ранним утром в осенне-весенние дни принимал бабушкины процедуры на окраине деревни. Склонив голову в чулане над шестком, я слушал непонятную мне молитву, сопровождаемую легким приятным поглаживанием шеи пальцами. Через 5–7 «целебных» процедур болезнь прошла. Как тут не поверить в магическую силу заговора!

Нередко члены семьи заболевали гриппом. И тут находилось «испытанное» средство. Смоченное холодной водой полотенце прикладывалось ко лбу для того, чтобы «вытягивать жар из головы».

Появились цыпки на грязных ногах от солнечной жары – и наши мамы вылечивали их. После бани потрескавшаяся кожа на ногах смазывалась на ночь сметаной, и цыпки скоро исчезали. Как-то у матери заболели глаза, и она избавилась от недуга с помощью детской мочи.

Самой страшной была зубная боль, которой, по-видимому, никому еще не удалось избежать. В бабушкины сказки об исцелении зубной боли уже никто не верил. Все прибегали к «самолечению», суть которого выражалась в виде своеобразного афоризма: «Потерпи, зуб сначала сгниет, а потом выкрошится». Многие люди годами страдали, терпя невыносимую боль.