Безумство (ЛП)

Мейв не должна быть здесь. Для Алекса, я уверена, она — дурное предзнаменование. Женщина сообщила ему новость, которая навсегда изменила его жизнь. Должно быть, это было очень тяжело для нее. Это была не ее вина. Смерть Бена не имела абсолютно никакого отношения к Мейв, но для Алекса, каждый раз, когда он смотрит на нее, я уверена, все, что он слышит — это ее голос, повторяющий эти слова снова и снова…

«Мне очень жаль, Алессандро. Правда, очень жаль. Но... произошел несчастный случай. Твой брат. Бен... Боже, мне очень жаль, но Бен мертв».

У стойки папа поворачивается и улыбается Мэйв, и что-то неприятное скручивается у меня в животе.

— Ладно, детишки. Думаю, это то, что надо. — Гарри появляется рядом со сценой с двумя бутылками кока-колы и парой стаканов льда для нас.

Я на секунду замираю от желания спросить, нет ли у него текилы, но останавливаю себя. Гарри старой закалки; он не стал бы подавать алкоголь подростку, даже если бы у него была лицензия на алкоголь. Кроме того, папа этого не одобрит и разозлится, что я задала одному из его друзей такой идиотский вопрос.

— Кажется, все, кого я пригласил, уже прибыли, — весело говорит Гарри. — Не уверен, что вы, двое, собираетесь играть, но некоторые местные жители сделали несколько запросов. Все очень просто. Ну, знаешь, Эрик Клэптон. «Иглз». Я сам люблю Hotel California.

Алекс скорчил гримасу. Я думаю, что он пытается улыбнуться, но у него не очень получается.

— Мы не будем играть Hotel California, Гарри.

Старик отмахивается от отказа Алекса так, словно предвидел, что так и будет.

— Ладно, ладно. Без проблем. Держу пари, что вы, ребята, все предусмотрели. Мы все будем просто сидеть, и наслаждаться этим зрелищем. Как насчет этого? — Он торопливо уходит и встает за стойкой, не дожидаясь ответа.

Алекс протягивает мне гитару, а сам садится на табурет в трех футах от меня, надевая через голову ремень своего инструмента. Сейчас он кажется немного мрачным, как будто присутствие Мэйв все усложнило и разрушило игривое настроение, с которым он вошел сюда.

— Ты готова? — спрашивает он. Когда Алекс смотрит на меня, его глаза становятся жесткими, как гагат, но потом они смягчаются. — Ты будешь просто потрясающей. Я уже знаю, что это так. Просто играй. Не беспокойся ни о ком из них, и я сделаю то же самое, хорошо?

Сделав неглубокий, дрожащий вдох, я киваю.

— Хорошо.

Мои пальцы двигаются к струнам гитары, точно зная, где они должны быть без посторонней помощи, и я останавливаюсь, повторяя одну и ту же фразу снова и снова в своей голове.

«Пожалуйста, не облажайся. Пожалуйста, не облажайся. Пожалуйста, не облажайся».

А затем я начинаю играть.

Вначале ноты приходят неуверенно. Мои пальцы делают то, что они делали в течение многих лет, скользя вверх и вниз по ладам, моя другая рука медленно перебирает струны, как и положено... но я не могу продвинуться дальше вступления песни, спотыкаясь на одной и той же ноте, выбирая те же струны.

Краем глаза я вижу, как Алекс расставляет руки, готовясь вступить. Когда я не могу снова пройти мимо того же цикла нот, он тихо говорит рядом со мной, так что только я могу его слышать.

— Respira e basta (прим. с итал. - «Просто дыши»). Все нормально. Просто дыши. Покажи им, как ярко ты сияешь, mi amore (прим. с итал. – «Любовь моя»).

Музыка тут же склеивается, и мои пальцы прерывают цикл. Я даже не знаю, как это происходит, но достаточно просто звука голоса Алекса…

Landslide от «Флитвуд Мак» вытекает из меня, первая строчка песни уже вылетает из моего рта, прежде чем я даже осознаю, что пою.

Но я же не пою.

По крайней мере, не перед людьми. Никогда перед людьми. Это то, что я делаю сама, одна, когда уверена, что меня никто не слышит. Мой отец, мама, Макс. Даже Алекс. Я никогда даже не напевала перед ним из страха поставить себя в неловкое положение.

— Я взяла и разрушила свою любовь…

Вот черт! Вот дерьмо, вот дерьмо. Что же я делаю? Мой собственный проклятый страх парализовал мои чувства, и я просто отреагировала, просто сделала то, что было естественно, и теперь уже слишком поздно. Я не могу просто... остановиться. Я вся горю, мои щеки горят, мое тело сжимается, как будто я могу свернуться калачиком и просто исчезнуть…

— Я поднялась на гору и обернулась…

«Просто дыши, Сильвер. Просто дыши».

Слова Алекса звенят у меня в ушах, напоминая о необходимости наполнить легкие воздухом, и это хорошо, потому что в любую секунду я могу упасть со стула. Я не осмеливаюсь повернуть голову и посмотреть на него. Если я это сделаю, то уже не смогу продолжить.