Расчет оказался верным. Примерно в половине восьмого к дому подъехала машина, открылась задняя дверь, вышел пассажир. Тот самый, бывший прокурор области, лицо которого было хорошо знакомо. Припарковаться у самого подъезда водителю не удалось, Гнездилову пришлось идти метров двадцать. Вот на этих двадцати метрах Веденеев и подошел к нему. Поздоровался, вежливо представился, назвал имя и звание. Гнездилов удовольствия не выказал, само собой, но остановился.
– Я работаю в воспитательной колонии, где отбывает наказание ваш сын.
Гнездилов ничего не сказал, только молча и выжидательно смотрел на него. Судя по выражению лица, начало ему не понравилось.
– Виктор Семенович, мальчика никто не навещает. Это неправильно, поверьте мне как педагогу, – горячо начал Максим Викторович. – Общение с семьей, с родными необходимо подростку, особенно находящемуся в травмирующей ситуации…
– Вы напрасно стараетесь, – холодно и резко перебил его Гнездилов. – Леонид – вор, преступник, негодяй. В моей семье не может быть вора.
– Но он же ваш сын! – в отчаянии проговорил Веденеев, внезапно осознав, что продуманные и заготовленные заранее слова уже не пригодятся.
– У меня больше нет сына. Старший – есть, младшего – нет. Разговор окончен.
– Ну хорошо, пусть у вас сына нет, но у вашей жены… И у вашего старшего сына есть брат. Неужели можно вот так запросто выбросить ребенка из жизни трех человек?
Максим Викторович изо всех сил цеплялся за остатки надежды, приводил какие-то аргументы, приходящие на ум по ходу дела, но результата не добился. Гнездилов слушал, не перебивая, и ничего не отвечал. Когда Веденеев умолк, сухо бросил:
– Вы напрасно приехали. Мне нечего вам сказать. Леонид больше не является членом моей семьи. Он выбрал жизнь вора, и нам с ним не по пути. Прошу извинить, мне нужно идти.
Максим Викторович развернулся и пошел прочь. Он был так ошеломлен жестокостью судьи, так расстроен, что даже забыл о Костике, болтающемся по огромному магазину среди полок с компьютерами, ноутбуками, телефонами, телевизорами и прочими устройствами, так завораживающими молодежь. Прошагал, ссутулившись, вдоль всего длинного дома, заметил скамейку, присел, достал сигареты, закурил, прокручивая в голове только что состоявшийся разговор. Может, он сам виноват, не с того начал, не так сказал, не те слова подобрал? Как же такое может быть, чтобы все в семье… все как один… выбросили мальчишку за борт и даже руку не протянули, не попытались спасти… ведь подростки – это не закоренелые преступники, им еще можно помочь выправиться, многие из них оступаются по глупости, а не по убеждению или неискоренимой злобности души…
Подростки… Господи, а Костик-то! Веденеев вскочил со скамейки и кинулся назад, к входу в магазин. Сын разгуливал по залу в сопровождении низкорослого черноволосого молодого менеджера в ослепительно-белой сорочке с короткими рукавами и черных брюках, они что-то очень живо обсуждали. Заметив отца, Костик с видимым сожалением распрощался с собеседником и подошел к Максиму Викторовичу.
– Полный отстой, – презрительно заявил он. – Я в компах в сто раз больше понимаю, чем тутошние продавцы.
– Здешние, а не тутошние, – машинально поправил отец.
Он с самого детства старался привить мальчику правильную речь. Пусть не богатую, не образную, не стилистически выверенную, но хотя бы просто грамотную.
– А я видел, как ты мимо витрины проходил, – сказал Костик. – Хотел за тобой бежать, думал, ты меня потерял, а тут дядька тот вошел и стал по мобилке звонить.
– Какой «дядька тот»? – недовольно нахмурился Веденеев, собираясь в очередной раз сделать сыну замечание.
– Ну тот, прокурор бывший, к которому ты ехал. Я его сразу узнал, ты же мне фотку показывал.
– Фотографию.
– Ну пап… Тебе интересно про прокурора или нет? Я лэптоп рассматривал, а он рядом совсем стоял и разговаривал. Между прочим, про тебя.
Максим Викторович опешил.
– Про меня?
– Ну да. Позвонил и говорит, мол, почему какой-то Веденеев ко мне пристает? У него что, есть основания? Как ему вообще пришло в голову ко мне обратиться?
– И все? Больше ничего не сказал? Не спрашивал, как там Леня, здоров ли, все ли в порядке?
– Не, ничего такого не спрашивал. Только ругался с этим Котовым и пугал его.
– С каким Котовым? – не понял Максим Викторович.
– Ну, пап, откуда я знаю, с каким? Он по телефону сказал… Ща, погоди, я вспомню точно.
– Не «ща», а сейчас.
– Сейчас… Вот: «Ты мне клялся, что у Котова ошибок не бывает. А не много ты на себя берешь? Будь любезен, сделай так, чтобы никакие веденеевы и иже с ними меня больше не беспокоили. И не вздумай попасть в цейтнот, Котов недоделанный, сам знаешь, чем это кончается».
Они уже вышли из магазина и медленно шли в сторону метро. Станция находилась далековато, без малого километр нужно пройти. Начал моросить мелкий теплый дождик, Костик натянул капюшон легкой ветровки, Максим Викторович шел с непокрытой головой и ничего не замечал, задумавшись.