— Не ездишь — не получаешь деньги, — выпаливаю я. Это звучит резко — резче, чем мне хотелось бы, но для меня это не новый разговор. Все в моей семье пытаются заставить меня завершить карьеру. Они не преуспели, и у Саммер тоже не получится.
— Что ты делаешь, чтобы справиться со своими травмами? Хоть что-нибудь?
Я крепче скрещиваю руки на груди и сжимаю зубы.
— Ты теперь тоже собираешься поиграть в няньку? Приставили Мэри Поппинс к моей заднице?
Она глубоко вздыхает, при этом ее плечи опускаются.
— Ты помнишь ту часть, где она мечтала о том, как подчинит одного из этих детей и заткнет ему рот ложкой, полной сахара? [25]
Теперь я возвращаюсь к свирепому взгляду.
— Да, я тоже, — бормочет она.
Когда двери открываются, я вылетаю из лифта, оставляя ее позади. И я чувствую себя дерьмово из-за того, что не позволил даме первой пройти весь путь до двери комнаты и залезть под обжигающе горячий душ. Чувство вины почти перевешивает боль от того, что я снимаю одежду с искалеченного плеча.
Но не совсем.
Я только что вышел из душа, обернув полотенце вокруг талии, и теперь наливаю в пластиковый стаканчик дешевый бурбон из миниатюрной бутылочки. Кто-то стучит в дверь.
— Нет! — кричу я в сторону двери. Гребаные поклонницы ковбоев безжалостны. Это не первый случай, когда кто-то следует за мной в мой отель. Но я не хочу этого прямо сейчас. И даже если бы хотел, мне слишком больно, чтобы выходить сегодня вечером. Я никому не открою эту гребаную дверь.
— Да! — Саммер кричит в ответ и снова стучит. — Открой.
Кроме, может быть, Саммер.
Я вздыхаю и делаю большой глоток. Бурбон все еще обжигает мне горло, когда я шагаю вперед и широко распахиваю дверь.
Саммер бросает на меня укоризненный взгляд и проходит — без приглашения — к стойке у окна, выходящего на парковку. Она кладет на нее пластиковый пакет и начинает вытаскивать маленькие коробочки и тюбики с кремом.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, делая еще один глоток.
— Забочусь о тебе, — бормочет она, отрывистыми движениями распаковывая упаковку с таблетками.
— Почему?
— Потому что ты слишком туп, чтобы позаботиться о себе сам. Я сходила и купила кое-что в аптеке через парковку, чтобы мы могли попытаться подлатать тебя.
— Мне не нужна твоя помощь.
Она издает этот очаровательный негромкий рычащий звук, похожий на крик рассерженного котенка. Кладет ладони на стол и опускает голову, глядя на глянцевое пространство между своими ладонями.
— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, каким огромным придурком ты можешь быть?
Я хихикаю, отчасти наслаждаясь тем, как ее разочарование выплескивается на поверхность. Мне нравится наша словесная перепалка. Саммер может ее поддерживать. Она остроумна, и мне это нравится.
— Нет. Ты первая. Обычно мне говорят о том, каким огромным членом я обладаю.
Она издает тихий смешок, но не поднимает на меня глаз.
— Никому не будет дела до твоего члена, когда ты будешь слишком разбит, чтобы трахать их, Итон. А теперь надень что-нибудь из одежды.
Господи. Что за слова слетают с этих вишневых губ.
Я снова подношу стаканчик ко рту и наблюдаю за Саммер. Ее блестящие волосы заправлены за уши, плечи поднимаются и опускаются под тяжестью глубоких вдохов.
Должно быть, я действительно ее раздражаю. И я вроде как получаю от этого удовольствие. И меня заводит то, как звучит слово член в ее исполнении.
Когда она снова обращает на меня внимание, наши глаза встречаются, и затем ее взгляд скользит по моей обнаженной груди, на краткий миг останавливаясь на дешевом белом полотенце, обернутом вокруг талии.
— Я неясно выразилась?
Все, что я делаю — это фыркаю, хватаю пару спортивных штанов, которые разложил на кровати, и направляюсь в ванную, чтобы переодеться. Когда я возвращаюсь в комнату, она уже разложила целую аптеку.
— Футболку тоже, пожалуйста, — пищит Саммер, убирая обертки.
Я игнорирую ее просьбу. По правде говоря, мне кажется, что я просто не смогу поднять руки достаточно высоко, чтобы надеть футболку.
— Зачем ты это делаешь?
— Потому что это моя работа.
Я замолкаю, потому что в глубине души надеялся услышать совсем другой ответ.
— Что ты повредил?
Мой взгляд опускается на ее недовольно поджатые губы.
Нужно выпить еще бурбона.
— Плечо.
Она кивает и поднимает бутылку.
— Ты можешь принимать по одной таблетке каждые двенадцать часов. И одну из этих, — она указывает на стол, — каждые четыре. Однако для начала давай удвоим твою порцию. — Она высыпает по одной таблетке на ладонь, встает прямо передо мной, запрокидывает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и протягивает ладонь плашмя. — Возьми.
— Почему?
— Потому что завтра ты в любом случае сядешь на быка. Нет смысла страдать. — Она машет мне рукой. Настырная маленькая штучка, вот кто она такая.
Я беру таблетки с ее ладони и бросаю их в рот, все время удерживая ее взгляд — даже когда запиваю их последним глотком бурбона.
— Счастлива?