Безупречный

У меня щиплет переносицу от его слов, и я шмыгаю носом, чтобы прочистить его. Боль пронзает меня насквозь, когда я это делаю. Черт возьми, все болит.

— Не знать, где Бо и что он делает, уже достаточно плохо. Но он служит этой стране, у него есть веская причина уйти. Но ты? Ты, блин, выиграл все это. Дважды. Ты зарабатываешь миллионы долларов. Если бы у тебя были мозги, ты бы взял эти деньги и устроился по-настоящему хорошо. Когда тебе будет достаточно?

Тут я прерываю его:

— Я намерен вложить свои деньги в это место. Я планирую вернуться сюда и помочь тебе. Мне нужно чем-то занять себя.

Кейд прищуривается.

— Когда?

— Я не знаю.

— После этого сезона?

Я вздыхаю.

— Я не знаю. Иногда я даже не знаю, нравится ли мне это до сих пор или это просто то, что я знаю. Бросать тяжело. Вся моя личность заключена в езде на быках.

— С ней этого не было. И я не хочу получать от тебя наследство. — Он отталкивается от стойки, качая головой. — Я хочу быть бедным, и чтобы ты выводил меня из себя долгие годы.

Эти слова Кейда как выстрел в сердце. Он оставляет меня, но останавливается у двери, постукивая пальцами по косяку. Он бросает на меня взгляд через плечо.

— Ретт, работа на ранчо — это не то, чем можно себя занять. Это работа. Работа, которую я люблю. Я бы не стал этого делать, если бы не любил. Тебе нужно выяснить, что ты любишь, и сделать со своей жизнью то же.

Единственное слово, которое проносится в моей голове, когда за Кейдом захлопывается сетчатая дверь, — Саммер.

31 Саммер

Ретт: Пожалуйста, ответь на звонок.

Ретт: Я не имел в виду то, что сказал.

Ретт: Черт, я так сильно ненавижу себя за то, что поступил так с тобой.

Ретт: Ты в порядке? Можешь просто подать какие-нибудь признаки жизни, чтобы я перестал метаться и все время чувствовать тошноту?

Ретт: Твой отец сказал мне, что ты все еще жива. Он также говорит, что собирается отрезать мне волосы, пока я сплю.

Ретт: Я хочу объясниться. Я хочу извиниться. Я хочу услышать твой голос. Даже если ты наорешь на меня. Я заслуживаю этого. Пожалуйста, ответь.

Ретт: Я собираюсь сделать так, чтобы твой телефон не умолкал до конца твоей жизни.

Ретт: Это было не просто переспать. Даже близко. Это было всем. И это напугало меня.

Ретт: Я не могу потерять тебя.

— Я слышал, у вас здесь строгие правила. Действительно щелкаете кнутом.

Я отрываю голову от контракта, который я просматриваю, когда отец неторопливо входит в мой офис, как будто у него не было сердечного приступа на прошлой неделе.

— Ты не должен быть здесь.

Он закатывает глаза и садится на стул напротив меня.

— Ты собираешься наябедничать на меня, принцесса? — Я вздрагиваю, и отец качает головой в ответ. — Ты слишком стара для этого прозвища?

Я сжимаю губы и проглатываю боль, которая ползет вверх по задней стенке моего горла.

— Да, — хриплю я. — Я думаю, что да. Ты что-нибудь слышал от Винтер?

Я поворачиваюсь в своем офисном кресле и наклоняюсь, чтобы вытащить что-нибудь — что угодно — из своего шкафа для хранения документов. Мне нужна передышка вдали от этого проклятого прозвища. От непрекращающихся звонков и смс. Я позволила Ретту Итону не только разбить мое сердце, но и испортить мою любимую детскую игру в переодевания и прозвища.

— Нет. — Отец колеблется совсем немного, но этого достаточно, чтобы убедить меня, что я не получу всю информацию. — Тебе нравятся дни здесь без меня? — Он шутит, потому что он достаточно проницательный, чтобы сменить тему.

Я вздыхаю и, подняв бумаги перед собой, постукиваю ими по столу, чтобы выровнять все края, прежде чем закрепить скрепкой верхний угол.

— Честно говоря, папа, не совсем. Мне нравится, когда ты здесь. Ты полный псих. — Я улыбаюсь и засовываю листы в бежевую папку, лежащую рядом со мной. — Но ты мой псих.

Я ожидаю, что он рассмеется, но он сцепляет пальцы под подбородком и внимательно смотрит на меня, как будто не может решить, что сказать дальше. Это очень в его духе.

— Ты тоже мой псих. Но ты счастливый псих?

— Достаточно счастливый.

Я поправляю вещи на своем столе, как нервная развалина — я она и есть. Мой телефон звонит, и это заставляет меня вздрогнуть. Ретт был неумолим в течение целой недели, но я все еще храню молчание. Я не готова с ним разговаривать. Или, может быть, я боюсь с ним разговаривать.

— Ты собираешься ответить?

Я наконец-то встречаюсь взглядом с отцом.

— Нет.

— Ты же знаешь, что быть достаточно счастливым на самом деле недостаточно, верно?

У меня вырывается вздох, и я вжимаюсь спиной в кресло, расправляя плечи.

— Особенно с тех пор, как ты не кажешься мне такой уж счастливой.

Я ворчу.

— У меня просто выдался такой день.

— Не вешай лапшу мне на уши, Саммер. Я наблюдал за тобой всю твою жизнь. Я знаю, как ты выглядишь, когда счастлива, совсем не так, как в последнее время. Ты знаешь, почему я здесь так усердно работаю? Долгие часы? Выходные?

Мне все равно, поэтому я говорю ему чистую правду:

— Честно говоря, я всегда полагала, что это для того, чтобы избежать необходимости проводить время рядом с Мариной. — Моя мачеха — неприятный человек.