Безутешная плоть

Когда вы остаетесь одни, Леон заводит светский разговор, рассказывая тебе о работе в Государственном архиве. Для основных информационных бюллетеней он составляет характеристики различных групп населения по нескольким демографическим критериям, особо отмечая смертность и ее динамику. Зять спрашивает твоего мнения по данному вопросу. Ты улыбаешься, поскольку такового у тебя нет. Затем коротко объяснив, что задача Ньяшиного семинара научить молодых женщин выражать собственное мнение, и не просто мнение, а аналитическое, он предлагает познакомить тебя с некоторыми из них.

Глава 11

Ты вступила в еще одну область невозможного, оказавшуюся намного хуже открывшегося тебе обстоятельства, что кузина, несмотря на все свои европейские дипломы, катится к нищете. Ты не верила, что на свете есть такая штука, как европеец, у которого ни кола ни двора. И вот Ньяша, с присущей ей беспечностью, вышла за такого замуж. Она сделала его твоим родственником. Ты ведь вступила на путь неуклонного подъема, и тебе придется сначала мириться, а потом иметь с этим дело. Для тебя непостижимая загадка, как кузина, от которой, когда она первый раз пришла к тебе в больницу, исходил присущий ей ласковый свет, могла так оплошать. Ты хочешь чего-то одного, нестерпимого блеска или очевидной несостоятельности, но не этой не поддающейся пониманию сложности. Давным-давно, в миссии, когда вы жили в одной комнате, ты считала, что Ньяша всегда впереди, поскольку она все видела в другом свете, не в том, что освещал твой рассудок, воспринимала обеим вам слышные звуки в другом регистре. Ее взгляды на жизнь словно говорили тебе, что быть человеком можно по-разному, и твой подход не имеет ничего общего с подходом Ньяши, причем ты пребывала в твердом убеждении, что ее подход – предпочтительнее. Ты испытываешь такое чувство, что она страшно тебя подвела, хотя сама ничуть этим не огорчена. Ты сидишь в ее гостиной, и по шее ползают полчища муравьев. Ты делаешь вид, будто зеваешь, и, вежливо прикрыв рот, невольно отворачиваешься, чтобы стряхнуть их.

Ты решительно отводишь взгляд от тупика, образ которого тебе являет кузина, благодарная старикам, уверенным, что избыток мыслей изнашивает разум подобно трущимся друг о друга жерновам. Ты утешаешься мыслью, что, хоть дом родственников в ужасном состоянии и так же нуждается в ремонте, как у Маньянги, бедность двоюродного зятя менее пагубна, чем твоя, он по крайней мере дал Ньяше крышу над головой. Значит, у Леона, судя по всему, потенциал больше, чем кажется на первый взгляд, а значит, упадок в доме объясняется только тем, что кузина плохая хозяйка. Выходит, зять сам жертва неисправимого Ньяшиного характера.

Ньяша так и не вернулась, и зять в своей европейской манере, слишком фамильярной, чтобы быть приятной, ведет тебя в комнату. Он несколько раз спускается за вещами. Поднимаясь за ним по лестнице, ты держишься за перила, так как после почти трех месяцев в больнице еще ощущаешь некоторую слабость, особенно теперь, когда Ньяшин дом так тебя разволновал. Перила под рукой ходят ходуном. Зять кладет тебе руку на плечо.

– Осторожно, – предупреждает он, поскольку тебя шатнуло.

На стенах отпечатки маленьких рук, вымазанных в шоколаде, грязи, краске, томатном соусе. На лестничной площадке горным хребтом громоздятся старые компьютеры. За ними коробки с детскими вещами, которые стали малы, и мусорные пакеты с ветхими отрезами для штор. Все это подтверждает твои предположения: наплевав на все воспитание и огромные преимущества, кузина позволила бедламу победить себя. Бардак ясно свидетельствует о том, что к благополучию надо подходить более вдумчиво, чем Ньяша.

– Жена сама хотела тебе показать. – Леон распахивает дверь выходящей на север комнаты. – Она называет это уголком красоты. По ее философии, такой должен быть у каждой женщины. Как минимум.

Он коротко смеется и исчезает за очередными сумками.

Оставшись одна, ты садишься на кровать с балдахином, чтобы проверить, насколько она удобна. Слева дверь. Открыв ее, ты обнаруживаешь янтарно-желтую ванную и пускаешь воду, бросив в нее ароматические соли и масла кузины.

Двоюродный зять сволок пожитки на лестничную площадку и теперь затаскивает их в комнату. Не обращая внимания на бегущую воду, он подходит к французскому окну, раздергивает янтарно-красные занавески и выходит на узенький балкон.

– Она считает, что с пространством много что можно сделать, – говорит он. – И что здесь достаточно пространства для экспериментов. По ее философии, пространство ведет к общности, а его недостаток – к вражде.

– Какой у вас участок? – спрашиваешь ты.

– Два с половиной акра, – отвечает двоюродный зять, уныло улыбаясь.

– Как твоя докторская?

Ты продолжаешь разговор, опять недоумевая, как же докопаться до запрятанной сути зятя.

– Ну, потихоньку. – Он отвечает на расспросы равнодушно. – Смотри, ванна уже полная, – меняет тему Леон. – Я закрою.