Безутешная плоть

– Тамбу, начнем с тарелок от завтрака. Помой! – командует Майнини Люсия. – Когда закончишь, скажи кузине, она придумает для тебя что-нибудь еще, чтобы дело сдвинулось.

Ньяша отворачивается, пряча улыбку.

– Посмотри. – Майнини Люсия показывает на свой нагрудный карман. – Тамбудзай, прочти, что тут написано. – Но тетя не дает тебе возможности выполнить команду. – ООП – охрана общественного порядка.

Она натягивает платье через голову и оправляет его вниз, сняв серую форму, которая падает к щиколоткам.

– Это мое, – хвастается она, когда голова просовывается в вырез. – Сама придумала. Фирменный знак, форму, все. Для моего агентства.

Майнини вышагивает из круга, в который улеглась вокруг ног угольного цвета форма, и протягивает ее тебе. Ты смотришь и находишь переплетенные красно-белые буквы логотипа на сером фоне весьма импозантными.

– То, чего хотят. Уже. Тогда тебе дадут сделать, – размышляет Ньяша. – Услуги. Но тебе не позволят самой создать нечто такое, что, может быть, захотят потом.

– ООП, – кивает Кристина. – Я теперь тоже там работаю. Я не говорила тебе, Тамбудзай, что настанет время, когда я съеду от тети Маньянги?

– Поздравляю, Майнини. – Твое уважение к тете Люсии поднимается на новую высоту. Ты рада, что слушалась ее и почитала, как мать. – И тебя, Кири, поздравляю, – улыбаешься ты. – Хоть ты и пришла с войны, но все равно что не уходила. Теперь ты как все остальные, кто прокладывает себе дорогу.

Застегивая платье на пуговицы, Кристина от тебя отворачивается. Ты начинаешь мыть посуду, чувствуя прилив энергии, в тебе разливается надежда. Майнини Люсия всегда была женщиной, способной на то, что не под силу другим представительницам ее пола. А Кристина отказалась от привычки к неудачам, заставлявшей ее презирать стремление ВаМаньянги к благоденствию, и решилась на шаг, имеющий целью собственную выгоду. Примеры несколько успокаивают тебя, подпитывая уверенность, что придет время, и ты тоже покажешь себя.

– И воевать полезно. Только, когда что-то происходит, никогда не знаешь, окажется ли оно полезным и как именно, – убежденно констатирует Майнини, как будто когда-то ей было стыдно за то, что она женщина, видевшая слишком много крови. – Да, когда мы вернулись с войны и все от ужаса нас возненавидели, мы порой недоумевали, зачем туда пошли. А война поглотила слишком много, даже то, что вышло из матки, что давало силы сердцу.

Майнини умолкает, вспомнив своего маленького сына, которого она, уходя на войну, оставила дома, считая, что такой риск – взнос за лучшую жизнь их обоих. Ты слышала историю давно, в первые дни после войны. Когда пришли родезийские солдаты, мальчику велели выпустить скот, чтобы родезийцы не перебили все стадо, и он побежал в крааль[34]. Когда он открывал ворота, солдаты всадили ему пули в спину. Их сила на выходе из тела прорвала живот, и детские внутренности вывалились на песок, смешавшись с коровьим навозом. Твоя мать запихала их обратно в маленькое тело. Все случилось еще до того, как Бабамукуру парализовало. Дядя отвез мальчика в больницу Умтали, где он и умер.

– Трудно, когда все боятся и говорят, что те, кто воевал, ходили по ночам голыми и летали по воздуху вместе со злыми духами, – говорит Майнини Люсия голосом бывших борцов за свободу, опасно колючим, даже когда он тихий. – Я плюнула на них и сказала себе: я не боюсь никаких цоци[35], в каком угодно темном закоулке, даже если у разбойника ружье. Я сниму с него стружку, да так, что он даже не поймет, кто это сделал. Китайская выучка. Мы с Кири умеем драться, хоть она и училась в Москве! Вот что тебе дали, сказала я, тебя самое и других женщин, таких же, как ты; можно начинать.

– Она нашла нам, ветеранам, пристанище! – восклицает Кристина.

– Дитя мое, Тамбу, – продолжает Майнини, – в мирное время пространство войны просто съеживается, разве нет? Я так поняла. И вошла в это маленькое пространство, которое никуда не делось. Так как же мы с Кири можем быть бесполезны?

Закончив мыть посуду, ты, хоть и не надела рабочее платье, начинаешь чистить и резать овощи. Ньяша берет нож и опять извиняется, что из-за болезни Май Таки сегодня в бригаде меньше на одного человека. Потом она качает головой и признается, что всякий раз, видя такие издевательства, приходит в отчаяние.

– И все-таки, проводя семинары с молодыми женщинами, я еще думаю, что они имеют смысл, – горячится она. – Что они что-то изменят. Я заставляю себя так думать. Я должна. Но на самом деле я лишь надеюсь.

Ты улыбаешься вместе с Майнини и Кристиной, хотя подпускаешь в улыбку больше иронии, чем они.

В полдень кари и жаркое, которые нужно будет заморозить для следующего семинара, тушатся на плите. Вы приступаете к пирожным, коржикам и бисквитам к чаю для Ньяшиных учениц.

Леон на «Глории» привозит детей из школы. Когда тесто разливают по формочкам, племянники просят вылизать миски. Ты видишь, как на руках кузины поднимаются волоски, и предлагаешь помощь – отвести детей поесть мороженое, – сама предвкушая лакомство.