Безутешная плоть

– Мэри, Мэри-во! – громче поет Май Така.

Дети подпевают.

Ты вспоминаешь ноги, стоящие крýгом, белый песок и девочку в центре. Она ходит по кругу и высоким пронзительным голосом поет, как хочет увидеть Мэри. Иногда мальчики осмеливаются войти в круг, и тогда девочка может подойти к одному из них, встать перед ним на колени и положить руку на голову или на спину, изображая болезнь, от которой страдает Мэри. Тогда смелый мальчик обнаруживает болезнь, о которой никто не пел, и сам становится Мэри. Потрясенная и огорченная вспышкой двоюродного зятя, далекой от образцовых манер, каких ты ожидаешь от европейцев, ты цепляешься за воспоминания, прячась от набирающей обороты ссоры в пыльном прошлом. Однако если двоюродный зять тебя разочаровывает, то Ньяша просто бесит. Хоть Леон временами и неприятен, она не умеет быть благодарной за то, что не знает издевательств, с которыми живет Май Така.

Отвлекаясь от сгущающейся атмосферы, ты мурлычешь вполголоса, а потом громко подпеваешь, получая внезапное утешение от неожиданной ребяческой радости.

Леон опять садится в машину и вставляет ключ зажигания.

Ньяша стискивает зубы, потом открывает рот, как будто собираясь выпустить на волю какое-то огромное и опасное живое существо, наконец принимается безостановочно дышать, словно перекачивая небо через свое тело в землю. Еще через секунду она открывает дверь.

– Йей! – вопят Панаше и Анесу. – Мама пришла! Да, йей, мама!

Ньяша чмокает мужа в щеку. Пальцы двоюродного зятя до синевы стиснуты на руле, но он не заводит мотор, пока Ньяша не усаживается и не пристегивает ремень безопасности. Ты испытываешь облегчение, что скандал улажен, хотя оно только усиливает твою ненависть к собственным проблемам, не имеющим столь легкого решения.

Когда вы проезжаете несколько метров по дырявой кукурузной дорожке, Ньяша затягивает «Зеленые бутылки».

Она поет слишком громко, жутко фальшивя, как всегда, когда очень старается, хоть и сильно устала.

– И если вдруг бутылка упадет, – подхватывается припев.

Сначала присоединяются дети, потом все остальные, так что к моменту, когда «Глория» с грохотом останавливается у провисших ворот, вы полным составом орете во все горло.

Двоюродный зять, довольный тем, что мир в семье восстановлен, выходит из машины снять замок.

Из кустов бесшумно выныривает Сайленс, сторож, он же муж Май Таки.

– Это он меня ждет, – цепенея, еле слышно говорит Май Така. – Он так и сказал: поедешь с ними, увидишь меня. Вот он и пришел.

– Эй, Чудо! Май Така! – зовет жену сторож.

– Ой господи, ой батюшки, ой мамочки, – шепчет Май Така.

Она неотрывно смотрит на мужа и после напряженного мгновения берется за ручку двери:

– Я пойду.

– Останься. – Ньяша не повышает голоса и смотрит в одну точку, как будто никто не подошел и она вообще ничего не видит.

Леон открывает ворота, сторож смотрит.

– Не надо было мне ехать. – Май Така смотрит на Ньяшу и качает головой над спинкой сиденья. – Мне надо идти, если я не хочу, чтобы вечером меня били ногами, как футбольный мяч!

Май Така снимает Панаше с колен.

– Не вздумай открыть дверь, – шипит кузина.

– Ей лучше пойти, Ньяша. Просто отпусти ее. – Ты встревожена тем, как неразумно Ньяша обращается с Май Такой. Будто та участница ее семинара.

– Май Така, ты разве не слышишь меня? – опять зовет Сайленс.

Он старается, чтобы вопрос прозвучал мягко, потому что рядом двоюродный зять. Окаменевшая Май Така сидит между двумя командирами.

– В чем дело? – спрашивает двоюродный зять и поднимает руку, здороваясь с ночным сторожем.

– Добрый день, сэр! – кивает Сайленс, потирая руки.

– Пожалуйста, мадам, – умоляет Май Така, дыша так часто и неглубоко, что едва выговаривает слова. – Пожалуйста, Май Анесу, отпустите меня. Иначе я не знаю, что будет. Он улыбается, но если вы его знаете, то поймете, почему он так улыбается, когда презлющий!

– Презлющий? – спокойно переспрашивает кузина. – Посмотрим насчет злости. Сайленс! Баба Така! – зовет она, опуская стекло. – Подвиньтесь, все. Теснее! – приказывает она вам. – К нам еще подсядет пассажир.

Сайленс делает несколько шагов вперед.

– Да, мадам?

– Хочешь, мы тебя куда-нибудь подбросим? – спрашивает Ньяша.

– Нет, мадам, – отвечает сторож. – У меня есть планы, куда податься на эти выходные. Вот она, – он кивает на жену. Голос его скользит и блестит, как змеиная кожа. – Она знает.

Двоюродный зять, открыв наконец ворота, возвращается к машине. Май Така кусает губы и сгибает шею. Поза свидетельствует о ее уверенности в том, что побои неизбежны.

– Да, знаю, – набрасывается она на мужа, распрямляясь и выдвигая подбородок. – Если ты идешь по своим делам, БабаваТака, я могу идти по своим. И сегодня я знаю, куда пойду. Я пойду в кино!

– Успокойся, Май Така, – опять шипит Ньяша. – Спасибо, БабаваТака! – восклицает она.

– Вы едете, мадам? – Сайленс, от которого кровь стынет в жилах у самого беспощадного ворюги, сделав несколько шагов, встает перед машиной.

– Едем, – подтверждает Ньяша.

– Хорошо, – мерно кивает Сайленс. – Тогда я могу поговорить с боссом?