Безвозвратность

Я видела, как рука Уилфреда Мура безвольно упала, выскользнув из окровавленной ладони Хильды Рэйнольдс… Та самая рука, которая должна сейчас вести поезд, в котором еду я и еще с полтора десятка перепуганных до состояния полусмерти людей, прекратила всяческое движение.

ГЛАВА 10

350 МЕТРОВ В СЕКУНДУ ЗЕД РУСТ – 30 ЛЕТ

Триста пятьдесят метров в секунду – с такой скоростью вылетают пули из отполированного ствола моего нового Glock-17. Месяц назад мне пришлось избавиться от старого CZ-75, хотя он был мне дороже, чем просто память – можно сказать, что на протяжении последних пяти лет моей жизни он был продолжением моей правой руки. Сейчас это продолжение покоится на дне Тежу, и я рад этому больше, чем жалею о данной потере.

Я сын нелегального немецкого эмигранта и проститутки французского происхождения, и хотя моё детство прошло на задворках маргинального общества, в моей жизни присутствовали оба родителя. Оба хороши: мать торговала своим телом, отец приторговывал палёным алкоголем собственного производства и проворачивал картёжные махинации. Чему эти двое действительно могли научить меня и в итоге хорошенько научили – воровать и быстро бегать. Впрочем, всегда выручавшая их скорость в один солнечный летний день подвела их– они не успели сбежать от обворованных ими клиентов, в результате чего их обоих и пристрелили в подворотне Ле-Мана. Мне было девятнадцать, я тогда уже три года как бродяжничал по португальскому побережью, так что узнал я об их смерти слишком поздно: спустя месяц после того, как их прах был помещен в одну общую урну – так сейчас хоронят нищих без прописки и знакомых, желающих и способных оплатить более-менее нормальные похороны усопших.

Воровать я стал рано. В пять лет впервые стащил часы, правда, стащил их у отца, за что был похвален и наказан одновременно – воровать следует не у своих кормильцев, а для своих кормильцев. С тех пор как отец преподал мне здоровский урок с использованием своего крепкого ремня, благодаря моему спрогрессировавшему энтузиазму коллекция ворованных наручных часов в бардачке его разваливающейся тойоты неизменно росла, чтобы в итоге испаряться в нелегальных ломбардах и барахольных лавках. Первое серьёзное воровство: мне пятнадцать лет, я наткнулся на банду, которая решила ограбить государственный банкомат. Результат: сто тысяч долларов чистыми и год в бегах – бежал через всю Францию и всю Испанию, пока наконец не уткнулся в солнечный пляж Лиссабона, последние полтора десятилетия являющийся безопасной лагуной для таких ребят, как я. Отделался лёгким испугом, продолжил воровать и жить за счёт украденного. Когда ты подросток без контроля родителей, без надобности посещать школу, с быстрыми ногами и ловкими руками – всё прекрасно. Вот только ворованные деньги быстро иссякают, особенно когда ты, не оглядываясь, тратишься на лучшую выпивку и отменных проституток. И вот тебе уже тридцать, и ты вдруг понимаешь этот факт из-за периодически возникающих болей в рёбрах, давно повреждённых в жестоких уличных потасовках. Нужно подлечить травмы молодости, установить пломбы на премоляры, да ещё было бы очень кстати успеть до старости обзавестись парочкой собственных квадратных метров, чтобы в итоге не закончить жизнь под мостом, плюс ко всему никуда не исчезнет желание трахать исключительно страстных девиц, а не всё, что движется – и на всю эту блажь необходимы деньги. Неудивительно, что осознавая все свои потребности и при этом звеня всего двумя евро в кармане давно заношенных брюк, я быстро смекнул, что новое дело, предложенное мне правой рукой главы португальского наркокартеля, должно быть для меня крайне выгодным – ещё бы, ведь речь идёт о пятистах кусках чистыми! Такого крупного улова на моём пути ещё ни разу не подворачивалось – моим максимумом до сих пор были сто семь кусков, и те в виде коллекции дорогих побрякушек, украденной с испанской виллы жадной мадам.