Безвыходное пособие для демиурга (СИ)

Туманный призрак поправил волосы тем же жестом, что и Лера, и вдруг придвинулся поближе к монитору. Призрачные пальцы легли на клавиатуру.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности: это что такое? Небесная цензура? Это вот так и переписывается мировая история? Да кто, вообще, дал право прикасаться к моим текстам? Это я здесь автор!

Я кинулся и чуть не вышиб призрака из-за «ноута», как вдруг остановился в сантиметре от видения, пораженный мыслью: «Что я делаю?! Это до какой степени я стал зависимым от какого-то не написанного романа, что готов с кулаками налететь, пусть на туманный, но образ любимой девушки?»

Если бы Леру тоже втянуло в этот мир, мы бы просто разругались в пух и прах, и вместо того, чтобы творить свою лучшую и единственную пока книгу, я бы мучился и переживал.

Получалось, что некий мировой, всеобъемлющий разум прекрасно понимает, кому и что нужно.

Выходит, что каждый человек в любую минуту своего существования всегда получает не то, что он истово желает, а то, о чем непрерывно думает. И совершенно не важно, мысли ли это о величии или размышления о том, что он — жалкий трус и унижение его никогда не кончится.

Если я испытал настоящую, дикую ревность к призраку, пытающемуся исправить парочку моих орфографических ошибок, то в какую громокипящую бездну меня швырнет справедливая и нелицеприятная критика Леры настоящей?

Я глубоко вдохнул, досчитал до десяти, и осторожно заглянул в компьютер: что же это призракам не нравится в моем романе?

На этом я и остановился минуту назад. Похоже, Лера решила, что сможет сочинять вместо меня!

Она и написала, но такое, отчего волосы у меня встали дыбом.

Ну, все, начались бабские байки из любовных романов. Еще пару абзацев — и мне уже никогда не дописать эту книгу!

Тьфу ты, ну ты, богиня любви появилась! А Великий Инквизитор — это лох какой-то, и так ему тоскливо без секса, что он тут же на это и повелся.

Я сел на свое место, выделил все Леркины нововведения и безжалостно их удалил.

Минуту ничего в файле не появлялось, потом возникла строчка:

«Где же мне быть? — написал я в ответ. — Ну что за чушь ты городишь? Какая еще богиня любви? Лера, у тебя что, крышу совсем снесло?»

Вот я и дождался расспросов восторженных читателей.

«Не знаю».

А действительно: «Что?»

«Я сочиняю по ходу пьесы».

Ах, Лера, если бы ты только знала, что это не я пишу роман, а кто-то другой даже не диктует, а выводит все моими руками, и что бы я ни хотел написать — ничего из этого не получится. Ведь в тот миг, когда я взбунтуюсь, волны черного вдохновения отпустят меня, и я смогу сочинять сам, но это будет юношеская амбициозная чушь.

Знаешь, Лера, я провалился в мир, в котором действуют свои правила. У меня есть надежда, что если я напишу роман таким, каким он был изначально создан в чьей-то голове, то меня отпустят. Я собрался уже это все написать, как появилась отчаянная надпись:

Хлоп, и призрак Леры исчез.

О, нет! У них тут, похоже, еще и лимит на общение! Время кончилось, нас разъединили.

Или пещера не хочет, чтобы я прислушался к Лериным мыслям?

Действительно, если отбросить мужской сепаратизм и просто подумать: может ли человечность победить в Великом Инквизиторе? Он идет по трупам, но иногда в его поступках прорывается нечто вроде жалости и сочувствия, конечно, не к тем, кто стоит у него на дороге.

Бесспорно, любовь — морковь, ля-ля-ля — тополя, — это все как-то примитивно, но, может быть, зерно истины в этом есть.

Мир, лишенный эмоций и страстей — невообразимо скучен, но чтобы инквизитор улыбался, точно Рон Уизли, выпивший любовного напитка — это уже через край.

И, потом, я могу думать все, о чем заблагорассудится, но напишу то, что должен. Тут у меня иллюзий не было.

Вот что произошло сейчас, если смотреть правде в лицо? Мне показали, что возможно взаимопроникновение миров, что меня могут вернуть обратно, но при одном условии: я должен вновь плыть в волнах вдохновения. Непременно по течению, а не против него!

Разве в моем реальном мире все происходит не так же? Разве я могу написать и издать, то, что хочу? Нет.

Я обязан вначале создать себе имя, которое потом будет работать на меня. Я должен следовать правилам и канонам, так же, как сейчас подчиняюсь приступам вдохновения. Нет никакой принципиальной разницы, и мой бунт здесь закроет мне все дороги и на земле настоящей. Меня словно бы проверяют: насколько я сильно жажду превратиться в настоящего писателя.

Жертва в этом случае — это не отказ от Леры и ее помощи, а именно осознанное сотрудничество с космическим банком данных, из которого я черпаю свою историю.

По сути, мне просто никогда не придумать все эти взаимосвязи магистров и волшебных книг. Вся их иерархия отчаянно путается в моей голове, потому что я не знаю, как устроены настоящие Ордена.

Книга, которой поверят миллионы моих сверстников, не может повествовать о том, как Великий Инквизитор вдруг вспомнил какую-то девушку и отказался превращаться в магический щит. Это получится комикс.

Но, с другой стороны, Лера-то права: остановить воссоединение частей портала нужно, только как?