Беззаконие отцов наших

Впав в немилость, он назвал себя Нагата. Он помнил, какой сияющей добродетелью казались все его грехи тогда, в детстве, но само чувство вернуть никак не выходило. Потом погиб отец, возродился основанный на законе и торговле строй, и Филип стал всего лишь очередным лицом среди миллиардов таких же. Никто не знал, что он ушел перед последней битвой. Свидетельства его дезертирства канули вместе со Свободным Флотом. Он умер, и теперь мог спокойно продолжать жить. По крайней мере, в теории. На практике все было немного сложнее.

Он злился, и много лет не понимал, на что. Даже сказанные вслух, слова «мой отец был жуткий человек, а я помогал ему творить жуткие вещи» не вмещали всей тяжести своего смысла. Первую стажировку Филип провалил, потому что его слишком часто скручивали панические атаки. Имя «Филип Нагата» давало неважную защиту. Присмотрись повнимательнее, увидишь нарисованное прошлое. Так что Филип брал новые имена и рисовал прошлое по новой. Оскар Даксан. Тир Сент. Энджел Морелла. Правда, всегда почему-то возвращался к Филипу Нагате. Реальное прошлое походило на неизлечимую рану. Отравляло как яд.

Все остальные проживали свои жизни, следуя от одной вехи к другой. Он же постоянно бегал от правосудия, которое, вполне вероятно, и гонялось-то за ним только в его собственной голове. К тридцати одному его уже полтора года звали Тир Сент, он представлял неформальную часть коллективного брака на колонистском корабле Транспортного Союза и стоял в очереди на место механика, ожидая, когда выйдет на пенсию та, что занимала его сейчас. Почему, он так и не смог постичь, но однажды утром он проснулся и почувствовал, как под ним разверзается бездна страха. Он убил миллиарды. Видел, как гибнут друзья. Его найдут и придут, кем бы там ни были эти ищущие. В первом же порту он стер свою личность и исчез, снова начав все с нуля. И больше никогда ничего за собой не оставлял.

Он брал работу, которую никто не хотел. С низкой оплатой, высоким риском, долгим контрактом. Нанимался на корабли, где никто не распространялся о прошлом. Избегал любых разговоров о Марко Инаросе, Свободном Флоте или бомбардировках Земли. А если вдруг что-то шло хорошо, если появлялась даже неясная угроза обрести то, что можно, что хотелось сохранить, убегал.

Как-то он попытался осилить книгу об опыте детей-солдат и их травматических переживаниях во взрослой жизни. Не одолев и половины, впал в столь глубокую панику, что корабельный врач выписал ему противосудорожные. Больше не пытался.

Сорок лет такой жизни пролетают быстро. Ощущаются зато, как тысяча.

«Рифмоплет» стал последним в долгой череде других. Филип Нагата никогда не пропадал на столько, чтобы потерять место в профсоюзе, но в его трудовом стаже зияли продолжительные необъяснимые провалы. Подобных рабочих записей существовали миллионы. Душевные болезни. Зависимости. Религиозная или любовная одержимость. Создание и разрушение семей. Тысячи причин образовывали такие же источенные дырами карьеры, как у Филипа. И людям вроде него всегда находилось место на кораблях вроде «Рифмоплета». Полное название звучало как «Томас-Рифмоплет», он принадлежал торговой организации из Бара-Гаон, обслуживающей новые и развивающиеся колонии. Первые несколько лет Филип занимал место на корабле исключительно как член команды, пока они возили через полдесятка врат рабочие группы, высаживали или брали на борт людей и оборудование, чтобы отвезти на другие корабли в других системах. Когда на сцену выступила Лакония, «Рифмоплет» и все его близнецы в одночасье вместо Транспортного Союза начали работать на Ассоциацию Миров. Кто бы ни стоял у власти, им всегда требовался кто-то на самую дерьмовую работу, какой и занимался «Рифмоплет».

Филип был тогда счастлив, или как минимум не несчастен. Он так и остался бы на своем месте, если бы не две причины. Во-первых, старпом непонятно почему Филипа невзлюбил. Во-вторых, через три недели после того, как они прошли врата Ханны, у младшего механика из команды Моисея случился сердечный приступ. Компания искала замену, а взяв ее из команды «Рифмоплета», могла сэкономить кучу денег и времени на трансфере. Филипу требовалось отсидеться где-то за пределами корабля пока старпом не угомонится или хоть не направит свою паранойю на другую цель, а гравитация маленькой планеты позволяла Филипу пожить здесь, не рискуя заработать сосудистую недостаточность.

Выбор, казалось, устраивал каждого, а больше всех — Филипа.

Они с Моисеем и Диесисьет привезли в Альфу солнечные панели и несколько месяцев их устанавливали, налаживали и помогали местным разбираться с неисправностями. Диесисьет осталась в Альфе искать утечки энергии, а Филип с Моисеем полетели на челноке службы снабжения в Бету, чтобы начать там ту же канитель по новой. Филип до сих пор, закрывая глаза, видел, как челнок оставляет их здесь, а сам улетает обратно, в Альфу, в какую-никакую, но столицу. Странное умиротворение снисходило на Филипа от бытия на грани цивилизации. А то и за гранью.