Безжалостное правление

— Они безумно дорогие и редкие. Как ты нашел такую меньше чем за день? — Я смотрю на книгу на столе, не решаясь даже взять ее в руки.

Он усмехается.

— Я знаю людей, которые знают людей, и некоторые из этих людей должны мне услугу.

Я качаю головой, а в животе разливается тепло.

— Мы с Кирой просто пошутили, что я куплю одну. Я… я не могу это принять.

Он наклоняется ко мне так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела.

— Почему? Ты ведь хочешь книгу, не так ли?

Я хочу этого, но этот подарок — слишком много. Если я приму его, какое послание я отправлю Роману?

Маленький голосок в глубине моего сознания шепчет, что я могу перепродать ее за большие деньги. Насколько я слышала, первые издания "Джейн Эйр" продаются на аукционах почти за сто тысяч.

— Как я могу принять это? Это будет выглядеть неправильно. — Я сглатываю эмоции и шепчу: — Я почти замужняя женщина.

Роман проводит костяшкой пальца по лицу, что говорит о том, что он раздумывает, как ответить. Наконец он пожимает плечами и медленно убирает книгу обратно в пиджак.

Может, я и идиотка, раз упустила что-то, что можно перепродать за хорошие деньги, но от одной мысли о продаже чего-то такого особенного у меня сворачивается желудок. Однако после вчерашнего дня и несомненной химии между нами я не могу допустить, чтобы у него сложилось неверное представление. Это будет плохо для нас обоих.

— Как хочешь. — Он прочищает горло и откидывается в кресле.

Разочарование ложится на мои плечи. Я не уверена, что это из-за того, что я отказалась от книги, или из-за того, что он теперь смотрит на меня с холодностью, которой не было раньше.

— У тебя был шанс прочитать ее? — спрашиваю я, подыскивая тему для разговора.

— Я примерно на полпути.

О, вау. Не ожидала.

— И что ты думаешь?

— Немного жутковато, не так ли?

Я издаю горловой смешок.

— Наверное, да. Именно по этой причине книгу называют готическим романом.

— Я не против. Мне нравится темнота.

— Думаю, это многое говорит о тебе.

— Может быть. — Он рассеянно играет с подставкой на столе, пока его взгляд ищет мое лицо.

— Что? — наконец спрашиваю я, чувствуя себя неловко.

— В этой поездке ты улыбалась чаще, чем я когда-либо видел.

Я пожимаю плечами, чувствуя себя немного виноватой.

— Я в отпуске со своей лучшей подругой, мне есть чему улыбаться.

Он наклоняется вперед и берет с нашего стола неочищенный арахис, раскалывая пальцами внешний слой.

— И у тебя впереди свадьба.

Я провожу пальцем по ободку своего пустого бокала, не желая встречаться с ним взглядом.

— Именно так.

Он засовывает орех между губами и жует, наблюдая за мной все это время, словно видит сквозь маску, которую я показываю остальному миру.

— А что насчет тебя? — говорю я, пытаясь перевести разговор в другое русло. — Есть ли в твоем будущем свадебные колокола?

Он откидывается назад, закидывая толстую мускулистую руку на свободное место слева от себя.

— Ни в коем случае. Я свободен как птица, и мне это нравится.

Я сглатываю, чувствуя сдавленность в горле.

— Верно. Насколько я слышала, ты никогда не был с одной и той же женщиной дважды.

Его глаза расширяются, и я тут же жалею о своих словах. Это звучит так, будто я слежу за его жизнью, а это не так. Но Роман — один из самых привлекательных холостяков Москвы, и отгородиться от светских сплетен невозможно.

Вместо того чтобы обидеться, он поднимает бровь, заинтригованный.

— Ты это слышала, да? Что еще люди говорят обо мне?

— Не от Киры, — поспешно уточняю я. — Мы не говорим о тебе. Это просто… другие говорят. Ты же знаешь, как это бывает. — Лучше бы я вообще не открывала свой большой рот, но теперь уже слишком поздно идти на попятную.

— Конечно. — Он сужает глаза. — Мы все любим сплетни. Так расскажи мне. Я умираю от желания услышать, что другие люди говорят обо мне.

Я прикусываю губу, понимая, что должна положить конец этому разговору, но любопытство берет верх.

— Что ты переспал с женой комиссара в прошлом году, а потом отказался с ней встречаться. Что она была так расстроена, что грозилась повеситься, но тебе было все равно.

Выражение его лица становится мрачным, но он кивает, чтобы я продолжала.

— Что ты предпочитаешь убивать голыми руками, потому что тебе нравится чувствовать, как из человека вытекает жизнь. Что у тебя есть темная сторона.

Он проводит большим пальцем по нижней губе.

— Ну, тогда, полагаю, ты знаешь обо мне все, что нужно знать.

Чувство вины поселяется в моей груди. Я не знаю, почему чувствую себя плохо, как будто я только что обвинила его в том, что он дерьмовый человек.

— Это не значит, что я верю всему, что слышу, — говорю я, как будто от этого становится лучше.

Его челюсть напрягается.

— Похоже, что веришь.

— Пожалуйста, обо мне и моей семье и так много гадостей говорят. Ну, разве что некоторые из этих слухов правдивы, по крайней мере, когда речь идет о моем отце.

Его выражение лица искрится весельем.

— Значит, ты веришь, что я сплю с каждой только один раз, если только не решу попытать вместо этого?

Я поднимаю плечо, зажав нижнюю губу между зубами.