Безжалостный епископ (ЛП)

Вздохнув, я кладу телефон рядом с радужными часами на тумбочку и плюхаюсь на кровать, обнимая своего плюшевого морского льва.

Неприятный трепет наполняет мою грудь.

Может ли Коннор скучать по мне? Если да, то зачем ему говорить мне…

Закрываю глаза и просто дышу, чтобы остановить мысли и противный внутренний голос, который заставляет меня сомневаться во всем. Как бы я ни старалась, я не могу держать его в узде.

Ты недостаточно хороша, чтобы удержать такого человека, как он. Он скоро забудет тебя.

Я сглатываю комок в горле. Эти мысли грызут меня, оставляя меня раненой и уязвимой. Свернувшись на боку, я крепче обнимаю морского льва, зарываясь лицом в плюшевый пух.

Я не могу снова стать невидимкой. Не для него.

После нескольких минут дыхания, когда колючки обвились вокруг моего сердца, уколовшись о каждую неуверенность, я встаю и поглаживаю свои пухлые щеки.

— Здесь нужны кексы с двойной шоколадной помадкой.

Фыркнув, я пишу Мэфйзи сообщение перед началом вечерних занятий йогой в оздоровительном центре, где она работает волонтером.

Тея: Марафон Великобританской выпечки после занятий?

Мэйзи: Ты попала, детка. Какой сезон?

Тея: [прячет обезьянку эмодзи] Все…?

Мэйзи: О, Боже. Мне отменить занятие? Мамы, занимающиеся йогой, могут прожить один день без своих упражнений «воина 2» и «собаки вниз головой».

Тея: Нет, нет. Я испеку нам кексы, пока ты не придешь. Увидимся после занятий!

Мэйзи посылает мне два эмодзи со знаком мира и обещает не съесть все кексы на этот раз. Я натягиваю толстовку, которую украла у Коннора, прижимаю вырез к носу и закрываю глаза. Мне кажется, что он обнимает меня, когда я надеваю ее.

Внизу Константин следует за мной на кухню, пока я завязываю волосы в хвост. Через несколько минут я разогрела духовку, достала все необходимые принадлежности и приступила к приготовлению кексов.

Все еще переживаю из-за Коннора, пока замешиваю тесто, когда входит мама и критически смотрит на меня. Я слишком устала, чтобы отбиваться, если она скажет что-нибудь о том, что на мне толстовка моего парня.

— Мама, — говорю я в знак приветствия, пока она наливает себе бокал вина. Это не первый ее бокал за день.

— Что ты сегодня готовишь? — спрашивает она после минуты тягучего молчания.

Я выдыхаю, разгоняя напряжение в плечах. Все в порядке. Она будет нормальной и не будет нападать на меня.

— Кексы с двойной шоколадной помадкой. Очень сладкие. — Я направляю свою нерешительную улыбку на миску для смешивания. — Ты бы предпочла глазурь из арахисового масла или сливочного сыра?

Мама ничего не говорит. Я поднимаю глаза и вижу, что ее взгляд сузился на мне в разочаровании.

— Да… — Я запнулась. — Ты права. Арахисовое масло, наверное, было бы слишком насыщенным с шоколадом. Тем не менее, мне очень хочется, так что, наверное, я сделаю и то, и другое.

Я отчаянно пытаюсь найти хоть клочок нормальной жизни с ней. Меня всегда сводило с ума то, что я не могу иметь с ней ту же связь, что и с бабушкой. Часть меня задается вопросом, не обижалась ли она на меня все эти годы, потому что я любила выпечку, а она нет и поэтому у нас с бабушкой было то, чего мама не могла получить от нее.

— Это для того ужасного мальчика по соседству? — Кислота в ее голосе жжет.

Слабый протест застревает у меня в горле. Я ошиблась. В конце концов, она готова к атаке, а я слишком истощена, чтобы вступить с ней в схватку.

Мама продолжает, прежде чем я успеваю что-либо ответить, и кладет руки на остров между нами. — Посмотри на себя, ты как его маленькая домохозяйка печется. Ты должна понять, Тея. Мужчины не заслуживают доверия. — Ее голос падает до ужасного, раздражающего шепота, когда она срывается на мне. — Его забота — это все ложь. Ты ему не нужна. Все они одинаковы — им нужно только одно.

— Мам, может, не будем? — Нахмурившись, я отгораживаюсь от нее, сохраняя позвоночник прямым, пока работаю над тестом. — Я так устала от этого спора.

Обойдя остров, она ущипнула за рукав толстовки Коннора и дернула. — Нам явно нужно его получить. Должно быть, ты дала ему то, что он хотел, и теперь он тебя бросит. Если это все, что он сделает, тебе повезет.

Слова режут глубоко, удар за ударом.

Она не беспокоила меня этим уже больше месяца, так что, должно быть, она копила это в бутылке, чтобы вывалить на меня все сразу. Я сжимаю венчик так сильно, что ручка оставляет вмятину на моей ладони.

— Мама, пожалуйста, — шепчу я сдавленным голосом, сдерживая слезы, наворачивающиеся на глаза.

Я так долго сопротивлялась ей, никогда не сдаваясь. Но все, что она говорит, вызывает те же страхи, которые преследовали меня в моей спальне, когда Коннор не ответил на мой звонок.

— Ты закончишь так же, как моя сестра.

Я моргаю. — Подожди, что?

Мама закрывает глаза. — У тебя была тетя. Моя младшая сестра и мамина любимица.

Для меня это новость. Я знала, что между мамой и бабушкой была плохая кровь вплоть до ее смерти, но это то, о чем мама никогда не говорила.