Безжалостный хаос

Слова Люцифера, сказанные несколько недель назад, эхом отдаются в моей голове. Речь идет о девушке, которую ты не можешь полюбить. Ты не можешь любить ее и не можешь ее отпустить. Я стиснул зубы. Потому что ты знаешь, что Риа тоже умрет.

А потом По, эхом отдающийся в моем черепе, как летучие мыши на гниющем чердаке: Границы, разделяющие Жизнь и Смерть, в лучшем случае теневые и расплывчатые. Кто скажет, где кончается одно и начинается другое?

Преждевременное погребение.

Преждевременное погребение.

Отец Томаш и его плохо замаскированные советы. Неужели запереть ее в подвале лучше смерти?

Я ударяю кулаком по двери, желая, чтобы было хоть немного больнее, чем сейчас. Затем я прижимаю большой палец к клавиатуре, и она загорается зеленым светом, раздается тихий щелчок, когда она отпирается. Я поворачиваю ручку, делаю шаг в темноту на вершине лестницы и делаю еще один глубокий вдох.

Дверь закрывается за мной, и я долго-долго не двигаюсь, ничего не видя в кромешной тьме. Может быть, уже утро, но еще рано. Может быть, я разбужу ее. Может, мне стоит повернуться и выйти обратно, запереть дверь. Разберусь с этим в другой день.

У меня есть бумаги, которые нужно просмотреть, начиная с 6. Люди, за которыми я должен следить. Вещи, о которых я должен быть в курсе, пока они не стали срочными новостями. Люди, которых нужно убить.

Работа, которую нужно сделать.

Но я обещал ей.

И хотя я знаю, что она ненавидит меня и, вероятно, ей наплевать на то, что я обещал или не обещал… я не хочу делать для нее хуже, чем есть.

С другой стороны, разве от того, что она увидит мое лицо, станет лучше?

Застыв в нерешительности, я позволяю секундам тикать, и в конце концов она решает мою судьбу за меня.

— Я слышу тебя, ты знаешь, — голос у нее хриплый, но я не знаю, разбудил ли я ее или она просто еще не встала с постели.

Я делаю один шаг вниз по крутой лестнице, затем другой.

— Доброе утро, — я стараюсь, чтобы мой голос был легким, пока я заставляю свои ноги двигаться вниз по лестнице, полированное дерево холодит их.

Я сжимаю руки в кулаки в карманах, ощущая холод темного подвала, когда спускаюсь дальше. Здесь есть обогреватель, но она редко им пользуется.

Я слышу ее смех. Он горький, а она не унылый человек. Когда я впервые встретил ее, она была такой яркой. Жаждала учиться. Немного любопытная, но я это поощрял. Это привлекло ее ко мне. Не думаю, что в противном случае ей пришло бы в голову трахаться с кем-то вроде меня. Она хотела знаний. Может быть, она хотела немного власти, но в этом году она заканчивает университет со степенью преподавателя истории, и она обожает Александрию.

Она хочет знать все ее маленькие темные секреты.

Теперь, однако, она знает слишком много. И я понятия не имею, что с ней делать. Так же, как я не знаю, что делать с Бруклин. Спасти ее? Оставить ее? Оставить в живых?

Мой отец отпустил Бруклин. Выгнал ее, но все равно отпустил. В то время я ненавидел его за это. Я понимал, что он думает, что она заставила Атласа предать нас, замаскировавшись и соблазнив его переспать с ней. Но он поддался искушению, и в конце концов — кого это, блядь, волнует?

А вот моему отцу было не все равно. Мэддокс Астор, мой мучитель и спаситель. Всю жизнь он направлял и сбивал меня с пути, как будто был неспособен делать одно без другого. Когда он бил меня, он никогда не выглядел злым из-за этого. Для него это было просто частью воспитания.

Когда он бил мою мать, он был в ярости.

И он поступил именно так после Малакая, когда они вернулись домой из поездки, ворвавшись в дом с широкими, неверящими глазами.

Она кричала так громко, как я никогда в жизни не слышал ни от кого. Я спрятался в том же шкафу, в котором была заперт прямо перед…

Я не думаю о Малакае.

Но я все еще слышу крики моего отца вперемешку с мамиными, если долго думаю об этом. Особенно если я думаю о том, что их нестабильные отношения напоминают мне Люцифера и Сид, только без побоев. Они и без насЭлайджа причиняют друг другу достаточно боли, и я думаю, что Люцифер совершил большую гребаную ошибку. Иногда я задаюсь вопросом, лучше ли он, чем Джеремайя, мать его, Рейн…

Я иногда думаю, лучше ли я.

Но думать об этом — пустая трата времени.

Поэтому я не думаю.

Я спускаюсь по лестнице, и моим глазам требуется секунда, чтобы адаптироваться. Но я вижу ее, сидящую на кровати, прислоненной к одному из углов подвала. Теперь здесь спальня, правда. Я убрал все тяжести, бильярдный стол, оставил мини-холодильник, повесил в ванной нормальную занавеску для душа. Поставил шкаф, который стоит напротив кровати.