Библейские чтения: Апостол

Так, весна 2002 года прошла под знаком борьбы с католичеством. 28 апреля, когда праздновался день Входа Господня в Иерусалим, или так называемое Вербное воскресенье, казалось бы, один из самых светлых и в то же время печальных дней в году, в Москве и в ряде других городов состоялись антикатолические митинги, или «стояния», во время которых говорилось, что главным врагом российской государственности является Ватикан, а «католицизм разрушителен для всего строя и нравственного сознания российских граждан». Один из организаторов этого митинга в Москве, депутат Государственной думы Геннадий Райков, сравнил «наступление Ватикана» с экспансией НАТО на Восток и с угрозой ядерного нападения на Россию, а участники «стояния» держали в руках лозунги типа «Ватикан – вон!» Имеет смысл указать на то, что во время крестных ходов, организуемых Московской патриархией, всегда находятся активисты, выходящие на улицу с подобными плакатами. Однако благочинные и другие священнослужители, ответственные за проведение крестного хода, обычно сразу же требуют убрать эти транспаранты.

Представляется вероятным, что неприятие, порою агрессивное, христиан иных конфессий, и прежде всего католиков (так, например, бывший депутат Сергей Бабурин на упомянутом выше «стоянии» заявил, что для католиков может быть устроено «второе Ледовое побоище»), базируется прежде всего на чувстве ущемленной национальной гордости. Священник Димитрий Дудко, бывший в эпоху Брежнева видным диссидентом, антикоммунистом и одним из самых смелых борцов за религиозную свободу, достойно отбывавший сроки в пермских лагерях, в настоящее время горячо поддерживает коммунистов и с восторгом говорит о Сталине, которого, по его мнению, «настало время реабилитировать», ибо Сталин был «нам дан Богом, он создал такую державу, которую сколько ни разваливают, а не могут до конца развалить. И поверженной ее боятся хваленые капиталистические страны». «Сталин, – продолжает отец Димитрий, – с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек, это можно было бы показать на фактах».

В этом контексте православие объявляется русской национальной религией, а призыв к единству христиан воспринимается как направленный против России, против ее прошлого и будущего, против ее национальной идентичности и т. д. Таким образом, христианство превращается в форму выражения национального духа и в знамя национальной духовности. Ясно, что в этом случае оно неминуемо теряет вселенский характер, забывает о призыве Иисуса «да будут все едино» и превращается, как сказал один православный священник из Америки, в племенную религию россиян.

Кроме этого, чувство неприятия иных традиций в христианстве является сегодня для многих в России чем-то вроде защитной реакции. Когда верующие о своей собственной православной вере, о ее глубинах и духовных сокровищах знают очень мало, им начинает казаться, что отстоять свою правоту можно только в борьбе – через агрессивность и противопоставление своей веры иным исповеданиям и путем постоянного нагнетания неприятия по отношению к католикам и протестантам с целью поддержания в своем собственном сознании образа врага.

Так, например, молодой художник заявляет по российскому телевидению: «Ни у одного другого народа нет такой иконописи, как наша». Он делает это заявление и, конечно, при этом ничего не знает о том, чтó представляет собой религиозное искусство у других, в том числе и православных народов (греков, киприотов, румын и болгар). Почему бы не сказать по-другому, например, поразиться тому, что русская иконопись такова, что нет ни одного народа, который бы не восхищался ею. Это было бы правдой, причем очень лестной для русского народа, ибо не случайно копия «Святой Троицы» Андрея Рублёва стала главной святыней и символом католической церкви Sainte Trinité в Париже, а списки Владимирской иконы Божией Матери можно найти в католических храмах почти повсюду.

Религиозная ситуация в России обусловлена в первую очередь тем, что воспитанное на марксизме-ленинизме общество сегодня почти вслепую ищет для себя новую обязательную для всех идеологию, которая была бы в то же время «единственно правильной», каким был марксизм. В результате в сознании многих (в том числе чистых и действительно верующих людей) православие превращается в новую идеологию именно такого рода.