Библия бедных

нет у меня бороды
но я плачу
как будто была борода
пала корова падре
и он плакал
горькая пала на все звезда
донья че умерла
перед смертью сказала: смерть, не иначе!
да милая да
стыдно
звонкий тростник молчит
так от стыда дрожала в книге книг осина
наши деревни горят
рваные губы
нам говорят из куста
кто-то опять у власти
с дутой трубкой
в шапке крысиной
с ротой солдат
и краденой дыркой вместо рта
звонкий
у нас тростник
огонь горячий
небо
полное
перевернутых звезд
во рту
горит
вода
время
брать на себя
время
власть
и всего себя
иначе —
да милая да!
кто-то лежит в траве
в красной траве
у последней жизни в лапах
кто-то еще
скачет на фоне неба
еще
один
удар
есть у меня
дудка из тростника
а у пули женский запах
да
милая
да
верная
да последняя да
звонкий
у нас тростник
огонь горячий
небо
полное
перевернутых звезд
во рту
горит
вода
время
брать на себя
время
власть
и всего себя
иначе —
да милая да!
счастье так умереть друзья
еще
немного
крови
в красную нашу траву еще
чтоб гуще рос тростник
наша земля пуста и пуста винтовка и каждый пулю словит
но наша сила и наша слава и женщины пляшут для нас одних
звонкий
у нас тростник
огонь горячий
небо
полное
перевернутых звезд
во рту
горит
вода
время
брать на себя
время
власть
и всего себя
иначе —
да
милая
да!
да
милая
да!
да
милая
да!

Танда третья

Старуха. Что теперь будет, сеньор полицейский?

Полицейский. Разойдись! Поколочу! Устроили цирк!

Старуха. Эй, публика! Что будет дальше?

Полицейский. Не слушайте дурную бабу. На вверенном мне участке происшествий не обнаружено. Птиц пролетело – одна штука. Один мужской и один женский крик.

Старуха. Эй, публика! Что завтра?

Полицейский. Театр закрыт! За углом теперь кино. Там все как настоящее. Приказываю снять маски!

Старуха. Куда нам идти?

Хор

верно неверно
с моря идет война
мы поджигаем воду
она
огнеупорна
мы
еще
поборемся за времена
люди в земле по горло
земля без дна
а континенты меняют форму

Старуха. Куда нам идти?

Полицейский. В никуда! Ничего не будет! Мое время! Мое время! Мое! Маски долой! Разойдись! Разойдись! Пошли! Все! Вон!

Выход

Наталья. Высокое (и все повышающееся) давление крови обманывает окружающих насчет моего действительного состояния. Я активен и работоспособен, но развязка, видимо, близка. Эти строки будут опубликованы после моей смерти.

Бумажный человек. В могилу сошел человек, чье имя с презрением и проклятием произносят трудящиеся во всем мире, человек, который на протяжении многих лет боролся против дела рабочего класса и его авангарда – большевистской партии.

Наталья. Я сохраняю за собою право самому определить срок своей смерти. «Самоубийство» (если здесь это выражение уместно) не будет ни в коем случае выражением отчаяния или безнадежности. Мы не раз говорили с Наташей, что может наступить такое физическое состояние, когда лучше самому сократить свою жизнь, вернее свое слишком медленное умирание.

Бумажный человек. Когда советское правительство выслало из пределов нашей родины контрреволюционера, изменника Троцкого, капиталистические круги Европы и Америки приняли его в свои объятия. Это было не случайно. Это было закономерно. Ибо Троцкий уже давным-давно перешел на службу эксплуататорам рабочего класса.

Наталья. Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее. Эта вера в человека и его будущее дает мне сейчас такую силу сопротивления, какого не может дать никакая религия.