Поэтому я ускользаю, и часть ускользает со мной. Мы идем в «Арнольд» – номера над главной городской качалкой. Единственный отель в радиусе ста километров. Тут за 20 евро ночуют самые богатые беженцы. Вентилятор не крутится, вода не льется. Но есть кровати, и мы засыпаем, не раздеваясь.
– Они пришли в июне, – говорит Валон Арифи, шеф «Молодежного офиса Прешево». – Встали у полицейского участка. Ждали бумаг. А мы – Антигона, Бехар, все мы – там живем неподалеку. Пустили их к себе ночевать. Кормили. Через три недели правительство наконец устроило лагерь. А мы стали при нем волонтерами. Тридцать человек. Пять бесплатных автобусов. Работаем с утра до полуночи. Так-то я дизайнер.
Антигона грузит людей в автобус. Бехар флиртует с арабкой в модном хиджабе. Англичанин Гарольд раздает воду и яблоки. Он монтирует водопровод в Косово, взял отгул поволонтерить.
Бутылка лопается под автобусным колесом. Курдка падает в пыль и ревет. Она боится громких звуков, похожих на выстрелы. Так говорит ее дочь, Мариам. Она немного знает английский, и группа беженцев из Алеппо выбрала ее переводчицей. Ей 11 лет. Ее школу взорвали.
– Что вы делаете?
– Ничего.
– Где работаете?
– Нигде.
– Как веселитесь?
– Вот – сидим.
– А почему у всех немецкие машины?
– «Вестерн Юнион»!
В лучшем кафе, где коньяк «Скандербег» запивают газировкой, я познакомился с интеллигенцией города Прешево.
Ндерим – безработный экономист, изучал банковское дело.
– Видишь тут хоть один банк?.. Зато брат у меня нашел женщину в Германии, в Аахене. Работает на пивоварне. Кормит всю семью. И так все в Прешево живут. Мы не против беженцев, потому что сами хотим, как они. Хотим жизнь получше. Только у нас пока не воюют.
Дали – безработный монтажер, раньше растил табак.
– Мой был хороший, но по пять евро за кило. А турецкий плохой, но по два евро. Они тут все приватизировали и стали покупать турецкий. Я и пошел на телевидение. В бывший дом культуры, где у волонтеров офис. К нам туда сам американский посол приезжал, в меня охрана из винтовок целилась! Но там уже восемь месяцев не платят. Думаю теперь пойти подметать за беженцами, кормить их. 350 евро в месяц, отличное начало!
– Почему не в Белград? Там есть работа.
– В Белграде хорошо. Сербам. Но не албанцам. Не албанцам.
Из Прешево в Белград никогда ничего не ходило. Теперь площадь у лагеря вся в автобусах. Билет – 60 евро, если ты нелегал. И 25, если получил бумаги. Чистая прибыль с автобуса – тысяча. Таксисты ту же тысячу имеют с одного человека и везут сразу до венгерской границы.
Я вписался в автобус к Павлу. Он знает только сербский и албанский.
– Има папир? – орет Павел.
Есть ли, мол, бумаги. Нелегалов он не возит. Площадь черна от людей, но никто не понимает Павла.
Автобус полупуст и не поедет, пока не будет полон. Что ж, я немного знаю иврит, он похож на арабский, как сербский на русский.
– Аль медина Белград хамеш эсре еуро им аль харта! – зазываю я на жутком суржике.
Так, наверно, и рождаются новые языки. Так я экономлю на билете: теперь я толмач.
Автобус полон. Путь петляет. До Белграда триста километров. Можно поговорить.
Рами, 22 года, Сирия:
– Я студент, инженер-электрик. Сдавал экзамен. Тут влетела ракета, троих студентов убило.
Джавад, 21 год, Афганистан:
– Я тоже. Пришли, учителя убили, плохие люди.
Фарид, 51 год, Сирия:
– Я аптекарь. Моей аптеки теперь нет. Бум! – и все.
Мухаммад, 34 года, Ирак:
– Мне там делали больно-больно.
Женщина из Пакистана:
– Там плохо.
«Туалета! Туалета!» – приплясывает в проходе безымянный парень из республики Бангладеш.
Водитель тычет локтем в бок – сербский мне уже как родной:
– Переведи ему, что нету туалета. А еще радио сломалось, можешь посмотреть в своем телефоне, как наши с финнами сыграли?
Сербы очень любят баскетбол. Автобус трясет по холмам. Сзади, кажется, кто-то рожает.
Добраться до Европы дорого, а беженец платит втройне. Сирийцы тратят на дорогу тысяч пять. Афганцы – пятнадцать. Мустафа – программист из Латакии – потратил двадцать. У него прекрасный английский, степень, двое детей, жена на сносях, не хватает пальцев и шрам на лбу. Ради жены он бронирует лучший белградский отель. Он продал дом, чтобы сюда добраться.
– Друг, – говорит Мустафа, – тут семья из Ирака. Видишь того старика? У них ничего нет. Им еще долго ехать, сын живет в Голландии. Помоги собрать с каждого по пять евро. Я даю пятьдесят.
Мы собираем кое-что и кое-как. Даже водитель кряхтит, но достает свои динары.
И старик в бурнусе плачет над охапкой мятых денег.