Библия: Биография книги

В самом деле, ведь текст, который не может быть перетолкован принципиально иным способом, чтобы соответствовать потребностям сегодняшнего дня — это мёртвый текст; слова Писания должны оживляться постоянным толкованием. Лишь тогда они смогут явить божественное присутствие, скрытое в Божьей Торе. Мидраш не был чисто умственным занятием, и целью изучения никогда не было изучение как таковое: оно должно было служить стимулом для практической деятельности в мире. Долг экзегета — применять Тору в жизненной ситуации и заставлять её говорить об обстоятельствах каждого члена общины. Целью толкования было, не только прояснить непонятный отрывок, но и помочь решить самые насущные проблемы нынешнего дня. Если ты не нашёл способа применить какой-либо текст на практике — значит, ты не понял его[252]. Раввины называли священное писание микра — «созывание», «призыв» еврейского народа к действию.

Кроме того, толкователь во время мидраша должен руководствоваться принципом сострадания. В самом начале первого века н. э. великий мудрец-фарисей Гиллель прибыл из Вавилона в Иерусалим, где он проповедовал вместе со своим соперником Шаммаем, чья версия фарисейского учения была более строгой. Рассказывают, что однажды к Гиллелю пришёл один язычник и обещал принять иудейскую веру, если Гиллель изложит всё содержание Торы за то время, которое он сможет простоять на одной ноге. Встав на одну ногу, Гиллель ответил: «Что ненавистно тебе — того не делай ближнему твоему. В этом вся Тора, а остальное — лишь комментарий. Иди и учи его»[253]. Это был пример поразительного и намеренно спорного мидраша. Суть Торы сводилась к рациональному отказу причинять боль другому человеческому существу. Всё прочее в писании было лишь «комментарием», примечанием к золотому правилу. В конце своего толкования Гиллель произнёс микру, призыв к действию: «Иди и учи!» При изучении Торы раввинам следовало пытаться обнаружить сострадание — основу всех законов и всех повестей священного писания — даже если это означало искажение изначального смысла текста. Раввины из Явне были последователями Гиллеля. Рабби Акива, ведущий учёный конца явненского периода, объявил, что самый великий принцип Торы — заповедь из книги Левит: «Возлюби ближнего своего как самого себя»[254]. Лишь один из раввинов оспаривал это, утверждая, что простые слова «Вот родословие Адама» — более важны, потому что они являют единство всей человеческой расы[255].

Рабби Иоханан учился у учеников Гиллеля, и сразу же после катастрофы 70 г. он применил это откровение, пытаясь постичь мрачную реальность мира, где больше не было храма. Однажды он проходил мимо обгорелых развалин храма с рабби Иеошуа, и тот воскликнул в отчаянии: как же евреям искупить свои грехи, если они больше не могут приносить жертву в храме? Рабби Иоханан утешил его, приведя слова, которые Бог сказал пророку Осии: «Не печалься, у нас есть способ искупить грехи не хуже, чем в храме — это добрые дела, ибо сказано: Я милости (хесед) хочу, а не жертвы»[256]. Дела милосердия, входившие в обязанности священников, были лучшим искуплением грехов, нежели древние обряды, — и такие дела не были исключительной привилегией священнической касты, их могли совершать и обычные миряне. Но толкование рабби Иоханана, вероятно, удивило бы Осию. Если бы Иоханан внимательнее посмотрел на оригинальный контекст, он бы понял, что Бог говорил Осии не о делах милосердия. Хесед переводится скорее как «преданность», нежели как «любовь». Богу нужна была не доброта, которую люди проявляют друг к другу, а религиозная верность, которой Израиль был обязан Ему.

Но и это не смутило бы Иоханана, целью которого было не дать историческое толкование, а утешить свою скорбящую общину. Не стоило чрезмерно оплакивать храм: доброта и милосердие в повседневных делах могут заменить старинный торжественный ритуал. Он создавал хороз, «цепь», которая соединяла различные отрывки, изначально никак не связанные друг с другом, но, когда их «соединяли цепью», обнаруживалось их внутреннее единство[257]. В начале он процитировал известную максиму Симона Справедливого, почитаемого первосвященника третьего века до н. э.[258]: «Мир держится на трёх вещах: на Торе, храмовом служении и добрых делах»[259]. Как и цитата из книги пророка Осии, это доказывало, что дела милосердия так же важны, как Тора и богослужение в храме. Милосердие, таким образом, было одной из трёх главный опор, на которых держится весь мир, и теперь, когда храма больше не было, знание Торы и милосердие были важнее, чем когда-либо. Чтобы подкрепить эту догадку, рабби Иоханан цитировал — несколько искажая — автора псалма: «Мир основан на милости»[260]. Сопоставляя эти три несвязанных друг с другом отрывка, рабби Иоханан показал, что, как провозгласил Гиллель, милосердие действительно было центральной темой в Писании: работа толкователя заключалась именно в том, чтобы выявить и обнаружить этот скрытый принцип.