Однако за почти два столетия, прошедшие с тех пор, как Ранке высказал этот принцип, в гуманитарных науках изменилось очень многое, и эта цель уже не кажется такой достижимой, как прежде. А что, если фактов у нас недостаточно, свидетельства невозможно проверить, они противоречат друг другу и т. д.? А что, если каждый историк, несмотря на стремление к объективности, все же не может абстрагироваться от собственных мнений и оценок и неизбежно оказывается пристрастным, а порой и гневливым? Значит ли это, что в наше постмодернистское время невозможна вообще никакая объективная «всеобщая история», а возможен лишь набор разнообразных нарративов, из которых каждый выбирает себе подходящий, а при его отсутствии конструирует новый? Но в таком случае историю невозможно больше считать наукой.
Когда мы приступаем к историческому анализу повествований, изложенных в Библии, проблема субъективности становится особенно острой. Речь идет о событиях, которые произошли (если произошли) 2000 и более лет тому назад, от которых во множестве случаев не осталось, да и не могло остаться материальных подтверждений; а тексты, в которых эти события описаны, с момента своего появления на свет или вскоре после него были объявлены Священным Писанием, Божественным Откровением и сохраняют этот статус по сей день для разных религиозных групп.
Христиане разных конфессий и деноминаций составляют около трети населения мира, это самая многочисленная группа (разумеется, точные цифры зависят от методики подсчета, но в целом эту оценку никто не оспаривает). Иудеев гораздо меньше, но их вклад в мировую культуру трудно переоценить. Для тех и других библейские книги – Священное Писание.
Более того, библеистика как наука возникла и развивалась почти исключительно в религиозной среде, она у своих истоков была всего лишь вспомогательной дисциплиной, цель которой – помочь общине верующих правильно истолковать свое Священное Писание. И надо признать, что западная (а значит, и общемировая) гуманитарная наука в своем нынешнем виде возникла не в последнюю очередь как раз в процессе его истолкования и понимания.
Мы в общих чертах разобрались, что такое миф. А что такое история? Об этом много спорят[35], но можно счесть общепринятым следующий взгляд.
Сказитель-мифограф повествует, что мир неизменен, им управляют высшие и неподвластные человеку силы, а историк объясняет, какие именно поступки каких именно людей привели к нынешнему положению вещей и какие рекомендации можно дать на будущее, чтобы мир менялся в желаемом направлении. При этом, разумеется, в рассказе историка точно так же могут действовать высшие силы, но они не являются единственным или даже главным волевым субъектом. Для историка ход событий определяет не судьба и не божество, но прежде всего сам человек.
При этом, как отмечает Барри Шварц, исследователь истории США, повествования о знаковых фигурах прошлого нужны не просто для того, чтобы узнать о них больше фактов. Прошлое, пишет он, «сопоставляется с настоящим как модель общества и модель