Библия и литература

Так писал Генрих Гейне в конце своей жизни. К нему вернулся тот образ, который он видел в начале своего творческого пути. Наверное, некоторые из вас видели католические статуи Христа с сердцем посередине. Он где-то видел этот образ и в одной из своих поэм изобразил мир как некое царство, освещаемое солнцем. Это солнце есть сердце Христа. Этот свет горит в центре. И люди идут по блаженной стране, идут просветленные, мужественные, радостные, и каждый раз, когда они глядят на солнце, которое льет свои лучи, как кровь, они видят сердце Иисусово и говорят друг другу: «Хвала Иисусу вовеки!»

Но так писали поэты. А в это время разрушительная критика пыталась низвести Христа с Его пьедестала. Однако, по справедливому замечанию одного современного американского ученого, чем больше развенчивали Христа, тем больше к Нему приковывалось внимание литераторов, поэтов, исследователей. Самым показательным примером является Эрнест Ренан.

Французский писатель, востоковед, беллетрист, историк, Эрнест Ренан в 1845 г. в последний раз, еще в семинарской сутане, спускался по ступенькам школы Святого Сульпиция в Париже. Перешел улицу, снял с себя эту сутану и с тех пор больше не возвращался в семинарию.

Человек, родившийся в старинном бретонском городке, среди монастырей и набожных христиан-рыбаков, сам сын рыбака, он благодаря своим необычайным дарованиям был отправлен на учебу в Париж. В бретонской глуши он жил как будто среди волшебников, каждый священник был для него как колдун, и вдруг он попадает в Париж, Париж эпохи Жорж Санд и Виктора Гюго. Он сам писал в своих воспоминаниях, что какой-нибудь дикарь или индийский факир, во мгновение ока перенесенный на шумный парижский бульвар, меньше бы удивился, чем он, попавший из своего набожного бретонского захолустья в этот мир.

Но с соблазнами он справился. Все-таки мать привила ему крепкую нравственную закваску. Не справился он с другим, и это мать очень удивляло. Она потом говорила: «Почему надо изменять своей вере, если какая-то книга была написана позже, чем считалось раньше?» И в самом деле: Эрнест Ренан стал в семинарии заниматься филологией, преуспел необычайно — очень талантливый юноша. Он стал читать немецких критиков, которые ему показали, что традиционные представления об авторах Священных Книг неточны, что не Давид писал все псалмы, что Книга пророка Исайи была написана несколькими авторами, жившими в разное время, и так далее. И его это поразило! Когда он стал обращаться к своим наставникам, о которых он вспоминает в мемуарах очень тепло, они говорили: Католическая Церковь так учит, и ни вправо, ни влево. Тогда существовал очень серьезный догматизм, преодоленный спустя сто лет, но в то время он стоил тяжелого духовного кризиса великому французскому мыслителю, писателю, эссеисту Эрнесту Ренану. В конце концов ему надо было выбирать между верой и наукой, и он предпочел выбрать науку. Он говорил: здесь, по крайней мере, истина. Кризис привел его к решению отказаться от служения Церкви и заняться восточной филологией.

Через сто лет в любом учебнике, в любом журнальчике, в руководстве для детей все те научные истины или научные теории о времени происхождения библейских книг уже, так сказать, получат гражданство и никого не будут смущать, потому что нельзя путать духовный смысл Писания с чисто научными проблемами датировки, хронологии, авторства. Как сказал мне один мой покойный коллега: если не Моисей писал все пять Книг, то тогда рушится вся богодухновенность. Чего же стоит богодухновенность, если она рушится от таких вещей? Но так рассуждал Ренан, и все у него рухнуло. И все же он не мог оторваться от Библии. Он посвятил себя ей, дал, как он сам говорил, «назорейский обет» — тридцать лет, с 1863 по 1892 г., когда он умер, Ренан писал книги на библейские темы.